Она умерла как леди
Шрифт:
— Барри не убивал себя! — вскрикнула Белл. — Ему бы на это попросту духу не хватило! Можете спрашивать меня о чем хотите.
— Отлично. Когда и где вы поженились?
— Значит, вы думаете, что я солгала насчет этого?
— Вовсе нет. Я всего лишь домогаюсь информации.
— Ну а я ничего не домогаюсь, — сказала Белл. — Мы поженились в Хампстеде [21] 17 апреля 1938 года.
— Барри Салливан — это настоящее имя вашего мужа или сценический псевдоним?
21
Хампстед —
— Настоящее имя.
— Откуда вы знаете?
— Потому что он подписывал им письма, чеки и все, что угодно! Не знаю, что еще вам нужно.
— Вы когда-нибудь бывали в Соединенных Штатах, миссис Салливан?
— Нет.
— А вообще за границей?
— Нет, никогда.
— Угу. Так я и думал. — Он притронулся костылем к плечу Феррарса. — Поехали, сынок.
Звук мотора «форда» нарушил вечернюю тишину. Феррарс дал задний ход и развернул автомобиль. Лысый затылок Г. М. зловеще блеснул, когда они поехали по аллее.
Глава 12
Я пишу это в середине ноября, когда ветер сотрясает окна и над землей кружит смерть. В сентябре бомбардировщики появились над Лондоном. Всего несколько ночей назад они атаковали наши провинциальные города — сначала Ковентри, потом Бирмингем. Говорят, следующим будет Бристоль или Плимут.
Мне приходит в голову, как сильно изменилась жизнь с того времени, о котором я пишу. Вплоть до лета 1940 года мы ни в чем не испытывали особого недостатка. Нормирование бензина не создавало больших трудностей. Продукты, хотя также частично нормированные, оставались в изобилии. Вы могли приглашать гостей к обеду, ни о чем не беспокоясь.
Я подумал об этом в связи с вечером того понедельника в июле, когда Белл Салливан впервые заночевала у нас.
Мы все влюбились в нее — Том, миссис Харпинг и я. Она была из тех, кого молодое поколение именует «клевыми», и ее большие глаза разили наповал. Белл быстро восстанавливала силы. Когда мы привезли ее, шок, как я и предвидел, дал о себе знать в виде озноба, тошноты, учащенного и в то же время едва прощупывающегося пульса. Девушка почти ничего не могла есть.
Но миссис Харпинг приготовила Белл ванну, и мы уложили ее в постель с грелкой и в пижаме Тома. К одиннадцати вечера, хотя Том дал ей сульфонал, чтобы она поспала, Белл сидела в кровати с иголкой и ниткой, зашивая прореху в платье, которое неутомимая миссис Харпинг успела почистить и выгладить.
Тому очень понравилась девушка — он стал еще более дидактичным и невыносимым, чем обычно. В начале двенадцатого, когда я сидел в своей спальне, куря единственную трубку, которую мне позволяли раз в день, я слышал их романтический диалог за закрытой дверью в соседней комнате:
— Ради бога, женщина, если хотите говорить по-американски, то говорите на настоящем американском, а не на голливудском. Это не одно и то же.
— Да идите вы…
— Идите туда сами! — рявкнул мой невежливый сын, чье поведение у постели пациента отличается скорее энергией, чем утонченностью.
— Как выглядят мои волосы?
— Хуже некуда.
— У вас самого неопрятный вид. В подкладке кармана вашего пиджака дырка. Вы самый неаккуратный мужчина, какого я только видела. Дайте я ее зашью.
— Уберите руки, женщина. Я не позволю, чтобы меня лапали хищные особы.
— Это кто здесь хищная особа, сукин вы сын?
Все эти слова Белл произносила без всякой ожесточенности. Она могла использовать выражения, от которых волосы вставали дыбом, произнося их вполне дружелюбно и даже с нежностью.
— Вы, — ответил Том. — Все вы таковы. Во всем виноваты железы. Сейчас я принесу анатомический атлас и покажу вам…
— Это та штука, где люди выглядят так, словно с них кожу содрали? Нет, спасибо. — Голос Белл дрогнул. — Слушайте, доктор Кроксли, вы знаете суперинтендента Крафта?
— Да. А что?
Белл колебалась. Я хорошо представлял ее глянцевую кожу и каштановые локоны, иголку и нитку в ее пальцах, уютную спальню, которая когда-то принадлежала моей жене.
— Он говорит… что послезавтра будет дознание.
— Ложитесь и спите, — отозвался Том. — Это приказ.
— Но он сказал… что мне, может быть, придется выступать свидетелем и опознавать Барри!
— Да, идентификацию обычно осуществляет ближайший родственник.
— Это значит, я должна буду… смотреть на него?
— Спите, говорят вам!
— Он выглядит… очень страшно?
— Нельзя упасть с утеса высотой семьдесят футов в воду на глубину три или четыре фута, не получив повреждений. Но врач, который производил вскрытие, говорит, что картина вовсе не ужасна, так как оба падали уже мертвыми и их тела обмякли. По его словам, самые сильные травмы были причинены ударами о камни, когда их несло течение.
В этот момент я постучал в стену. Нужно было положить предел медицинским подробностям.
— А теперь спать! — рявкнул Том.
— Я не смогу заснуть.
Тем не менее она заснула, когда начал действовать сульфонал. Зато я не мог сомкнуть глаз. Я метался в кровати под аккомпанемент тиканья часов и в каждом углу видел лицо Риты. Наконец я спустился в приемную в ночной рубашке и выпил легкое снотворное. Врачи позволяют себе это, хотя не рекомендуют пациентам. Когда я проснулся, было уже за полдень. Солнечный свет словно вдохнул в меня новые силы.
Приняв ванну, я почувствовал себя почти бодрым. Оказалось, суперинтендент Крафт и Г. М. уже приходили навестить Белл. Г. М. даже смог подняться но лестнице, опираясь на костыль. Они передали мне просьбу встретиться с ними в доме Алека Уэйнрайта в три часа дня. Спускаясь к более чем позднему завтраку, я столкнулся с Молли Грейндж, выходящей из комнаты Белл.
Меня интересовало, как спокойная и сдержанная Молли поладила с нашей гостьей. Но один взгляд на нее сразу меня успокоил. Хотя лицо Молли слегка покраснело, она улыбнулась мне.