Она велит, я повинуюсь

Леки Энн

— Несомненно, вы о нем наслышаны, сестра. Пусть-Ее-Веления-Станут-Зеркалом-Твоего-Сердца медитировал у монастырского пруда с двумя учениками, когда телесно вознесся из этого мира и был принят Богиней. Он физически перешел из этого мира в следующий. Подлинный святой.

— Из двух учеников, наблюдавших это, — заметила Окончательное-Правосудие, — один стал аббатом, заступив ему на смену. Второй вскоре умер.

— Вы изучали историю Голубой Лилии.

— Нет, — сказала она. — Такое развитие событий очевидно.

Семь-Сверкающих-Истин сморгнул, нахмурился и отступил на шаг от Окончательное-Правосудие.

— Предоставлю вас вашим молитвам, брат, сестра.

Он

отвесил легкий поклон, развернулся и ушел. Ее-Дыхание-Объемлет мог бы поклясться, что Семь-Сверкающих-Истин обеспокоен. Это его напугало.

— Он боится тебя, — сказала Окончательное-Правосудие грубоватым голосом, тщательно выговаривая слова. Будто прочла его мысли. — Расскажи мне, ты так же амбициозен, как твой брат?

— Чт... — То самообладание, какое сумел себе вернуть Ее-Дыхание-Объемлет, развеялось вновь. — Как?..

— Когда ты в последний раз смотрел в зеркало?

Ее-Дыхание-Объемлет не ответил. Сестра Окончательное-Правосудие продолжала:

— Ребенку сложно в такой ситуации. Дам тебе совет. Следи за теми, кто рядом. Если ты амбициозен, держи язык за зубами. Или окажешься в компании с рыбами и подлинным святым на дне монастырского пруда.

Внезапно до Ее-Дыхание-Объемлет дошла подоплека истории, только что рассказанной Семь-Сверкающих-Истин: уверенность сестры помогла. Он уже сотни раз слышал ее, но только сейчас ему в голову пришла идея о возможном убийстве. Он вспомнил слова брата: я могу пересмотреть свои взгляды на то, что удобно, а что неудобно. Ему стало дурно.

Сестра Окончательное-Правосудие мягко улыбнулась, стоя так, словно ноги ее вросли в камень.

— Чему ты учишься, вознося молитвы Она-Велит-Я-Повинуюсь?

Она знает, подумал он, понимая, однако, что это невозможно. Откуда бы ей знать? Он открыл было рот для ответа и тут вспомнил только что услышанные от нее слова.

— Ты быстро учишься.

Ее улыбка не изменилась.

* * *

В день игры Ноаж Итрай затопило бескрайнее голубое море, не считая неправильного белого клочка близ одного конца и по направлению вращения, где гости с Хариме покрыли свои палатки белым. Аббат Должен-Ли-Я-Один-Избежать-Смерти приказал Ее-Дыхание-Объемлет-Вселенную сопровождать его на корт, так что тот стоял сразу за линией Голубой Лилии с мягко дымящейся курильницей в руках. Тетрарх Кефаль Бренд стоял по другую руку аббата — высокий, с длинным и угловатым темным лицом, волосы зачесаны назад и заплетены декоративными атласными ленточками, виду не подает, что заметил присутствие Ее-Дыхание-Объемлет. Семь-Сверкающих-Истин-Что-Сияют-Подобно-Солнцам готовился получить благословение аббата. На нем была свободная ряса из алого атласа, окаймленная золотой нитью и расшитая небольшими голубыми лилиями. Золотые украшения свисали с мочек ушей и наслаивались на шею под венками синих и оранжевых цветов. Трое других игроков Голубой Лилии были разодеты соответственно, но менее роскошно. Он получил столько даров, и в том числе весьма дорогих, что даже отдай монастырю свою долю, все равно купался бы в деньгах.

Перед ними, за линией, расстилался корт. Он был окружен стенами высотой четыре метра, и по обе стороны глядели друг на друга болельщики Голубой и Белой Лилий. Все трибуны оказались забиты до отказа, кроме мест перед центральной линией, которые отводились аббату и тетрарху Кефалю Бренду. Напротив, на трибуне Белой Лилии, также имелось незанятое место — для губернатора Хариме. Толпа пестрела красочными одеждами и цветами. Монахи монастыря

Голубой Лилии — коричневая полоса на центральной линии трибуны Голубых, — постились со вчерашнего дня и должны были продолжать пост еще значительное время после завершения игры, но светским зрителям в это утро пост не вменялся. Аромат выпечки и сушеных фруктов, которыми обменивались болельщики, забивал благовония и кружил голову Ее-Дыхание-Объемлет в ожидании.

— Брат Семь-Сверкающих-Истин-Что-Сияют-Подобно-Солнцам, — сказал аббат, — я должен тебе кое о чем напомнить, прежде чем мы переступим линию.

За линией командам было позволено общаться в частном порядке. Но переступи ее, и каждое слово, каждый звук будут усилены для болельщиков, ретранслированы для всех, кто смотрит матч в домах с синими крышами, что закруглялись повсюду вокруг, и на кораблях рядом со станцией, а в конечном счете — для жителей всех остальных станций и Округа, управляемого Советом Четырех. Сверкнула муассанитовая усмешка Семь-Сверкающих-Истин-Что-Сияют-Подобно-Солнцам.

— Это твоя первая игра на выборы, — сказал аббат. — Как тебе известно, прежде чем стать аббатом, именно я исполнял функции капитана Голубой Лилии. Трижды я приводил мать тетрарха Кефаля Бренда в Совет Четырех. В первый раз мне это было тяжелей всего.

Он помедлил, глядя на теснившихся по стенам зрителей, и покачал головой.

— Мы вчера вечером говорили об аллегории Она-Велит-Я-Повинуюсь.

Семь-Сверкающих-Истин перевел взгляд на Ее-Дыхание-Объемлет, потом обратно на аббата, который продолжал:

— Ты не понимаешь ее значения. Беспрекословно повиноваться обязан не только капитан проигравшей стороны, но и капитан победителей.

— Разумеется, аббат, — сказал Семь-Сверкающих-Истин.

— Ты не понимаешь. Ты не поймешь, покуда не приставишь лезвие к ее горлу, не увидишь, как брызжет кровь и с каким выражением она умирает. И, может быть, даже тогда, хотя я надеюсь, что это не твой случай. Для всех нас будет лучше, если не твой.

— Сестра набожней десятка наших, — сказал Семь-Сверкающих-Истин. — Она не боится.

Должен-Ли-Я-Один-Избежать-Смерти вздохнул.

— Я буду молиться во время игры и после нее. За тебя и за брата Ее-Дыхание-Объемлет-Вселенную.

Аббат возложил руку на плечо Ее-Дыхание-Объемлет, и Ее-Дыхание-Объемлет с неожиданной тревогой осознал присутствие своего брата тетрарха Кефаля Бренда по другую руку наставника.

— Начнем же, раз тебе не терпится пролить кровь.

Все вышли к центральной линии встретить команду Белой Лилии. Сестра Окончательное-Правосудие облачилась в простые короткие штаны, покрыла плечи и грудь единственным широким венком из белых лилий, а на руку натянула фиксатор запястья. Она стояла у центральной линии молча, опустив руки по сторонам, и, слегка скосив голову набок, без всякого выражения глядела на них.

Рядом с ней стоял губернатор Хариме. Он был старше Кефаля Бренда, ниже ростом и круглолиц. Он также зачесал назад темные волосы, но губернаторская мантия не слишком хорошо на нем сидела, обвисая по бокам. Партнеры по команде выстроились за ее спиной. Все в том же расшитом атласе, украшениях и цветах, как заведено было у игроков Голубой Лилии.

Кефаль Бренд вышел в центр корта.

— Кто будет играть за меня? — задал он ритуальный вопрос звучным уверенным голосом.

— Я, брат Семь-Сверкающих-Истин-Что-Сияют-Подобно-Солнцам, буду играть за тебя! — возвестил Семь-Сверкающих-Истин, дав ритуальный ответ. Сверкнула его муассанитовая усмешка, а болельщики Голубой Лилии на трибунах взорвались смехом и аплодисментами.