Она велит, я повинуюсь
Шрифт:
— Я так понимаю, стоит вас друг другу представить, — сказал Семь-Сверкающих-Истин женщине. Присутствия Ее-Дыхание-Объемлет-Вселенную он, к счастью, все еще не обнаружил. — О благословенная Сотня, многочисленная, как солнца, кратковечная и сверкающая, подобно кометам, о дети Богини, гаранты Ее милосердия, представляю вам сестру Окончательное-Правосудие-Свершится, которая присоединится к вам три дня спустя.
Это, наверное, прибыла капитан команды Белой Лилии со станции Хариме. Ее-Дыхание-Объемлет осторожно шевельнулся, и аббат Должен-Ли-Я-Один-Избежать-Смерти сказал ему в ухо:
—
Тетрарх Кефаль Бренд с сомнением хмыкнул.
— Проблема не в ней. Женщины...
Ее-Дыхание-Объемлет слегка изменил позу, и голос тетрарха пропал.
— Улетайте, сестра. Возвращайтесь покамест на Хариме, поговорите с людьми, благословите детишек. Они вашу икону на рынке станут покупать и приводить к ней детей, хвастаясь, что встречались с вами лично перед тем, как я вам голову с плеч на корте снял.
Ее-Дыхание-Объемлет знал, что Семь-Сверкающих-Истин говорит буквальную правду: все знали, что Голубая Лилия одержит победу, а капитан Белой Лилии умрет на корте в конце игры. Но услышав, как эти слова произносят с такими хвастовством и откровенностью, Ее-Дыхание-Объемлет испытал странное отвращение. Он снова шевельнулся.
— ...нечно, тетрарх, ваша мать, что покинула нас...
— Кстати, а чему вы моего брата учите?
— Насколько я понимаю, — сказал аббат Должен-Ли-Я-Один-Избежать-Смерти, — ваш брат Кефаль Ареш в бегах.
— Нас не подслушивают? Вы меня убеждали в этом.
— Нет. Вообще-то это место одно из самых надежных в отношении прослушки на всей станции, а не только в монастыре.
Смешанные чувства — вина и восторг — обуяли Ее-Дыхание-Объемлет. Он никому не говорил об открытии, сделанном у ног Она-Велит-Я-Повинуюсь. Он себе твердил, что, знай об этом аббат, то одобрил бы такое поведение. С другой стороны, аббат был бы весьма разочарован, окажись Ее-Дыхание-Объемлет с очевидностью неспособным применить уроки на пользу.
— Ну и? — сказал тетрарх Кефаль Бренд. — Избавьте меня от этого словоблудия.
Спина у Ее-Дыхание-Объемлет ныла. Разговор между Семь-Сверкающих-Истин и сестрой Окончательное-Правосудие продолжался, но его сейчас ничто не могло бы оторвать от беседы аббата и тетрарха.
— Монах отсекается от всех общественных и родственных связей, — отвечал аббат Должен-Ли-Я-Один-Избежать-Смерти, — вследствие обета принять новую личность. Не думаю, что стоит вам это лишний раз объяснять.
Раздраженный вздох.
— Чему вы учите послушника Ее-Дыхание-Объемлет-Вселенную?
— Обычным вещам, и только.
— Не шутите со мной, аббат. Я с вами сам когда-то занимался. Убить моего младшего брата было бы легче, нежели устроить его сюда. Пускай учит свои литании — и не более, или я могу пересмотреть свои взгляды на то, что удобно, а что неудобно.
Ее-Дыхание-Объемлет охватило странное чувство: дрожь, выползающая одновременно из желудка и затылка. Это случилось за миг до того, как он в полной мере осознал смысл слов, только что сказанных Кефалем Брендом.
— Не притворяйтесь, что шокированы, — продолжил тетрарх, брат Ее-Дыхание-Объемлет-Вселенную. — Вы не хуже меня умеете играть в политические игры.
—
На плечо Ее-Дыхание-Объемлет опустилась сильная рука. Он отнял руки от основания статуи, поднялся, выпрямился и покрутился на месте. На него, хмурясь, смотрел Семь-Сверкающих-Истин. Ее-Дыхание-Объемлет тупо заморгал.
— А-а...
— Оставьте ребенка, — сказала сестра Окончательное-Правосудие. Ее-Дыхание-Объемлет обернулся и наконец увидел ее четко: женщину в простом коричневом одеянии монашки, с коротко остриженными волосами. Темное лицо ее выглядело немного необычно, но чем именно отличалось от знакомых, Ее-Дыхание-Объемлет не смог бы сказать. Она выглядела собранной, как и ее речь, и уверенной, какова и была, такой уверенной, словно в тех местах, куда ступали ее ноги, они моментально укоренялись в поверхности. Он задумался, что имел в виду Семь-Сверкающих-Истин, сказав, что у нее вид фанатички.
Семь-Сверкающих-Истин смотрел на него странным взглядом и не улыбался. Не то чтоб он был рассержен, нет, это что-то другое.
— Она твоя любимица?
Ее-Дыхание-Объемлет снова кровь бросилась в щеки.
— Да.
На лице Семь-Сверкающих-Истин возникло и быстро пропало тревожное выражение. Он снял руку с плеча Ее-Дыхание-Объемлет-Вселенную и оглянулся, словно собираясь отступить на шаг.
— Это очень похвально, — сказала сестра Окончательное-Правосудие, тщательно выговаривая каждый звук. — Можешь ли ты больше рассказать мне о ее игре?
— Она не из игроков, — Семь-Сверкающих-Истин спас Ее-Дыхание-Объемлет, не дав тому выказать свое невежество. — Не из Сотни. Она, гм, как вы бы сказали, символ, идея...
— Аллегория.
— Да.
На лице Семь-Сверкающих-Истин снова возникло странное выражение и на сей раз задержалось. Он посмотрел на Ее-Дыхание-Объемлет.
— Но ты этого не знал.
Ее-Дыхание-Объемлет жестом показал, что нет. Он рад был бы сквозь землю провалиться. Ему ничего не хотелось объяснять, не хотелось никому показывать, какой он еще в сущности ребенок. Не хотелось озвучивать: когда я был маленьким, она стала мне подругой. Он ожидал, что Семь-Сверкающих-Истин спросит, отчего выбрана именно эта статуя, или попытается его поддразнить. Но монах сказал:
— Она тут скорей для гостевых команд, чем для нас, в эти дни, по крайней мере. Когда Та-Кто-Явилась-Из-Лилии повелевает... — Он резанул горло ребром ладони. — Следует подчиниться. Вы меня понимаете, сестра.
Он снова усмехнулся. Сверкнул муассанит.
— Да, — согласилась та без малейших признаков беспокойства.
— Она была особым объектом поклонения аббата Пусть-Ее-Веления-Станут-Зеркалом-Твоего-Сердца, ты знал об этом, паренек?
— Нет.
Семь-Сверкающих-Истин обернулся к сестре Окончательное-Правосудие.