Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада
Шрифт:
Ожидаем ваших инструкций, которые вам угодно будет прислать нам относительно ребенка и уплаты причитающегося вам дивиденда.
Готовые к услугам
Жоффрей и Джордан».
Я отложил письмо и пробежал глазами завещание, составленное в строгом соответствии с законом. Оно подтверждало все то, что говорил мне Винцей в ночь своей смерти. Все это правда, и я должен взять мальчика к себе!
Вдруг я вспомнил о письме, которое Винцей оставил мне вместе с сундуком, и прочел его. Оно содержало в себе указания относительно образования Лео, причем от него требовалось знание греческого и арабскою языков, высшей математики. В постскриптуме Винцей добавил,
Письмо не открыло мне ничего нового, и я сейчас же решился написать гг. Жоффрею и Джордану, выразить им мое желание исполнить волю моего умершего друга — принять на себя воспитание Лео. Отослав письмо, я отправился в дирекцию колледжа, в кратких словах рассказал всю историю и с трудом добился разрешения для мальчика жить со мной, но с условием, чтобы я нанял себе помещение на стороне. После усердных поисков я нашел отличные комнаты близ колледжа. Затем нужно было найти няньку. Мне не хотелось нанимать женщину, которая отняла бы у меня любовь ребенка, да и мальчик мог обходиться теперь без женских услуг, так что я решил подыскать слугу. Мне посчастливилось найти славного круглолицего молодого человека, который был когда-то охотником, числился семнадцатым членом своей семьи и очень любил детей. Он охотно согласился прислуживать Лео. Потом я отвез железный сундук в город, отдал его на хранение моему банкиру, купил несколько книг об уходе за детьми и прочитал их сначала сам, а потом вслух Джону — так звали моего нового слугу.
Наконец, мальчик приехал в сопровождении молодой женщины. Расставаясь с ним, она горько плакала. Лео был очень красив. Я никогда не видел такой совершенной красоты у ребенка! Глаза его были большими, глубокими и серыми, голова имела прекрасную форму и лицо было похоже на камею. Но изумительнее всего были его волосы настоящего золотистого цвета, красиво вьющиеся вокруг головы. Он немножко покричал, когда его няня ушла, оставив его у нас. Никогда не забуду я этой сцены! Лео стоит у окна, луч солнца играет на его золотых кудрях, один кулачок он прижал к глазу, а сквозь другой внимательно рассматривает нас. Я сидел в кресле и протягивал ему руку, чтобы привлечь его к себе, тогда как Джон в углу комнаты кудахтал, будто курица, и заставлял бегать взад и вперед деревянную лошадку, что, по его мнению, должно было привлечь внимание мальчика и завоевать его доверие.
Прошло несколько минут. Вдруг ребенок протянул свои маленькие ручки и кинулся ко мне.
— Я люблю вас! — произнес он. — Вы — некрасивый, но очень добрый!
Через десять минут Лео с довольным видом уплетал хлеб с маслом. Джон хотел угостить его вареньем, но я напомнил ему книгу, которую мы прочли, где строго запрещается это.
Скоро мальчик стал всеобщим любимцем, и все правила, установленные для обитателей колледжа, безбожно нарушал.
Шли годы. Мы с Лео все более привязывались друг к другу, дорожили нашей привязанностью. Я любил его, как родного сына, он отвечал мне глубокой и сильной привязанностью.
Мало-помалу ребенок превратился в мальчика, мальчик — в юношу. Возрастала и его удивительная красота! Когда Лео было 15 лет, ему дали прозвище «Красота», а мне — «Животное». Эти слова летели нам вслед, когда мы ежедневно выходили гулять. Лео стал старше, и нам придумали новые прозвища. Меня прозвали Хароном, а его — Греческим Божком. В двадцать один год он походил на статую Аполлона. О себе я ничего не говорю, так как был всегда безобразен. Что же касается Лео, то и ум его блестяще развился и окреп, хотя вовсе не в привычном представлении.
Я — спортсмен по натуре, это мой единственная страсть, и каждую осень мы ездили стрелять дичь и ловить рыбу в Шотландию, в Норвегию, даже в Россию. Несмотря на то, что я хорошо стреляю, он скоро превзошел меня в стрельбе.
Когда Лео исполнилось 18 лет, я вернулся опять в свои комнаты в колледже, а он поступил в университет и в двадцать один год получил первую ученую степень. В это время я рассказал ему кое-что из его истории и тайны, которая его окружала. Понятно, он очень заинтересовался, но я объяснил ему, что не могу пока полностью удовлетворить его любопытство. Затем я посоветовал ему подготовиться к адвокатуре, он послушался, продолжал учиться в Кембридже, уезжая в Лондон обедать.
Одно только сильно беспокоило меня: каждая женщина, встречавшая Лео, или большинство их, непременно влюблялись в него. Отсюда возникали разные затруднения и недоразумения, весьма тревожившие меня.
Но в общем Лео вел себя прекрасно. Годы шли своим чередом, Лео достиг 25-летнего возраста. Вот тут-то и начинается эта ужасная история.
Глава III
Таинственный сундук
Накануне дня рождения Лео мы с ним отправились в Лондон и извлекли из банка таинственный сундук, отданный мне на хранение 20 лет тому назад. Я помню, тот же самый клерк, который принял сундук от меня, принес мне его обратно, сказав, что хорошо помнит сундук, иначе не нашел бы его скоро, так он весь покрылся паутиной.
Вечером мы вернулись домой с драгоценной поклажей и всю ночь не могли уснуть. На рассвете Лео явился ко мне в комнату одетый и заявил, что нам пора приняться за дело. Довольно того, что сундук ждал двадцать лет. Я возразил, что он может еще подождать, пока мы позавтракаем.
Но вот завтрак окончен, Джон принес сундук, поставил его на стол, с опаской поглядывая на него, и приготовился уйти.
— Погодите минуту, Джон, — остановил я его. — Если мистер Лео ничего не имеет против, я оставил бы вас свидетелем этого дела, тем более, что вы умеете держать язык за зубами!
— Разумеется, дядя Горас! — согласился Лео. Я просил его называть меня дядей, хотя иногда он варьировал это название, величая меня «старый дружище».
Джон за неимением шляпы дотронулся до своей головы.
— Заприте дверь, Джон, — приказал я, — и принесите мне мою шкатулку!
Он повиновался. Я открыл шкатулку и достал из нее ключи, которые отдал мне Винцей в ночь своей смерти. Их было три — обыкновенный, старинный и третий — серебряный.
— Ну, готовы ли вы? — спросил я Лео и Джона. Они молчали. Я взял большой ключ, натер его маслом и после нескольких неудачных попыток (потому, что мои руки дрожали) отпер замок с большим усилием, так как шарнир заржавел. Мы открыли сундук и увидели в нем другой ящичек, покрытый пылью. С трудом вытащили мы его из железного сундука и очистили от накопившейся годами грязи и пыли.
Он был из черного дерева, скрепленный железными полосами, вероятно, очень древний: дерево уже начало крошиться от старости.
Я отпер ящик вторым ключом. Джон и Лео наклонились в выжидательной позе. Откинув крышку ящика, я громко вскрикнул, увидев внутри его великолепную серебряную шкатулку, несомненно, египетской работы, поскольку четыре ножки ее были выточены в форме сфинксов, да и на куполообразной крышке так же красовался сфинкс. Конечно, шкатулка с годами потускнела и запылилась, но в общем сохранилась отлично.