ОНАГР

Панаев Иван Иванович

"Робость ее пройдет; это вздор, - говорил он самому себе.
– К тому же я ее буду беспрестанно вывозить… В свете заговорят о моей квартире, о моих балах, о моей жене, о моем экипаже. Весело быть женатым! А Маша? и она мила и влюблена в меня по уши. Что за беда? я буду ездить и к Маше…"

Онагр заехал в магазин и купил Маше золотую брошку.

Возвратясь от нее поздно вечером, он был обрадован запиской Дмитрия Васильича:

"Дело слажено, любезнейший Петр Александрыч. Поздравляю вас: его превосходительство Илья Иваныч объявил мне сегодня, что вы определены чиновником особых поручений

при департаменте с двумя тысячами рублей оклада. Вы очень понравились его превосходительству. Он говорит, что у вас много приятности в манерах. Чиновник, мною рекомендованный вам в управляющие над деревнями вашими, согласен на условия, которые я предложил ему от имени вашего. Вы будете им довольны, в этом я уверен. Послезавтра он будет у вас, а я приготовлю ему инструкцию. Отправится же он в деревню через неделю.

Капитал ваш наконец я устроил: вы будете аккуратно получать от меня по пяти процентов. И это выгодно при нынешних обстоятельствах. Сколько хлопот мне было с этими деньгами!

Одно расположение к вам заставило меня взяться за такое дело. Что вы нас совсем забыли?"

На другой день Онагр рассказывал всем своим приятелям, что он по особым поручениям при министре и что ему назначено шесть тысяч рублей жалованья. Офицер с золотыми эполетами, выслушав его, плюнул и сказал:

–  Черт тебя возьми, братец! да ты, видно, в сорочке родился! Богач - и еще такое жалованье.

Онагр блаженствовал; он делался идолом петербургской молодежи средней руки, которая с него начинала снимать моды, и преувеличенные слухи о его богатстве и счастии перелетали с быстротою невероятною из Коломны на Остров в Четырнадцатую линию, из

Грязной к Смольному монастырю. О нем стали даже рассуждать на Петербургской стороне и на Выборгской…

К довершению всего он дал великолепный обед почетным своим знакомым, во главе которых находились: его новый директор, полковник и Дмитрий Васильич Бобынин. Этот обед, как и должно было ожидать, произвел на всех гостей глубочайшее впечатление.

Прошел месяц… Дочь полковника не переставала рисоваться в его фантазии, и в одно прекрасное апрельское утро, когда солнце показалось на светло-сером петербургском небосклоне для обсушки, вероятно, грязных петербургских улиц, - он ударил себя в лоб очень решительно, сел в коляску и отправился к полковнику.

Никогда еще так рано не выезжал Онагр из дома.

В кабинете полковника он пробыл около часа и вышел оттуда светлый и радостный.

Полковник три раза поцеловал Онагра и произнес с особенным выражением, провожая его:

–  Мое слово важнее. Я старый кавалерист. У меня в доме заведена дисциплина, как в полку… Прощай, друг любезный, будь покоен; да накажи кучеру-то, чтоб берег Красавца и хорошенько чистил его. Васька твой большой лентяй! Ты, брат, с ним действуй по-нашему, по-военному…

Онагр прискакал домой и прямо к письменному столу; он написал:

"Любезнейшая маменька!

Я давно хотел уведомить вас о моих чувствах к дочери генерала Змеева, но откладывал, потому что сам желал в них удостовериться. Теперь я вижу, что люблю ее страстно и что без нее для меня жизнь ничтожна. Она также влюблена в меня и говорит, что с самой первой минуты, как увидела меня, участь ее была решена. Сейчас получил согласие на брак с нею от ее родителей. Через этот брак я породнюсь

со многими самыми знатными лицами в Петербурге. Милая, любезнейшая маменька, целую ваши ручки, на коленях прошу вашего благословения и жду с нетерпением ответа… Вашу будущую дочку зовут Ольгой

Михайловной; она брюнетка и красавица.

О месте, которое я получил, и об обеде, который был у меня, я уже писал вам. Свадьбу я не хочу откладывать: чем скорей, тем лучше. Не приедете ли вы, неоцененная маменька, сами в Петербург? Еще раз целую ваши ручки. Остаюсь ваш покорнейший и послушнейший сын Петр Разнатовский".

ГЛАВА VIII

Семейные сцены.
– Доказательство, что добродетельные люди очень полезны.
– Жених и невеста

Полковница вязала чулок; дочь ее занималась каким-то шитьем. Полковник вошел к ним. Он посмотрел на дочь с улыбкою, расправил усы носовым платком и два раза молча прошелся по комнате.

–  А у меня новость, - сказал полковник, остановись торжественно посредине комнаты и сложив руки на груди по-наполеоновски.

Мать и дочь взглянули на него. На лице матери выражалась робость и покорность, на лице дочери беспокойство.

–  Важная новость!
– продолжал полковник, - тебе, старухе, не отгадать; ну, а ты не отгадаешь ли, Оленька?

–  Что такое, батюшка?
– Она отложила свою работу в сторону.

–  Отгадай.

–  Вы знаете, что я до сих пор не умела отгадать ни одной вашей загадки.

–  Гм! эту загадку тебе легче всего отгадать, дурочка. Вы, девушки, мастерицы разбирать такого рода загадки. Моя новость касается до тебя.

–  До меня? Она вздрогнула.

–  И очень… Поздравляю тебя с женихом, а тебя (он оборотился к жене) с дочерью- невестой.

–  Как это, Михайло Андреич?
– спросила полковница, вытаращив глаза.

Краска вдруг исчезла с лица девушки.

–  Батюшка, вы шутите?

–  Какие шутки! тут не до шуток: жених твой только с полчаса от меня вышел.

–  Мой жених? Она рассмеялась.

–  Что ты, притворяешься или в самом деле не веришь? Я дал за тебя слово (полковник сделал ударение на слово) Петру Александрычу. Будто ты и не заметила, что он давно тебе строит куры? Ох, уж вы мне, скромницы!

Девушка сомнительно посмотрела на отца и на мать.

–  Что же вы обе смотрите на меня, как на сумасшедшего? Порастряхни-ка, голубушка, из сундуков дочернее приданое. В солнечные-то дни его и проветрить бы недурно… Ну, поди ко мне, Оленька, поцелуй меня… Ты одержала победу, и славную, черт возьми! А после победы мы затеем праздник - свадебку… Поди же ко мне.

Она молчала.

Лицо полковника хмурилось; он заложил руки назад и бил такт ногою.

–  Подойди же к папеньке, - сказала полковница, качая головою, - поцелуй его… Я еще и сама образумиться не могу… Он сейчас приезжал к тебе, Михайло Андреич, с предложением?

–  Сейчас, сейчас - говорят вам, сейчас, и я дал слово, слышите ли? Лучше этой партии желать ей нечего: он малый добрый, собой недурен, с большим состоянием, любит ее, - да это клад для нас; ты знаешь, Дарья Николаевна, какие у нас нынче доходы-то: пять, шесть, семь тысяч, да и обчелся; попробуй-ка прожить с этим в столице.