Они не люди. Книга вторая
Шрифт:
— Можно подумать, все остальное потащит кто-то другой. А какой он?
— Кто?
— Ну, император.
— Очень приятный человек. Тебе бы точно понравился. Он тоже хочет дать дивам свободу.
И Аверин направился в ванную.
Проснулся он в полной темноте. Прислушался и понял, что в гостиной едва слышно разговаривает телевизор. Значит, Кузя уже вернулся.
Аверин сначала сел, сделал разминку, потом встал и, уже стоя, проделал несколько упражнений. Это было теперь необходимо после каждого пробуждения.
Беспомощно лежа в постели после ранения, Аверин не единожды раздумывал, что может делать боевой колдун, когда станет совсем немощным. Станет обузой для родни, не важно, для племянников или собственных детей? Тогда он решил, что примет предложение Академии и пойдет преподавать, лет эдак после семидесяти, если доживет, конечно. А пока будет стараться держать себя в форме.
Сейчас же решение проблемы лежало на тумбочке в коридоре. Надо обязательно показать бумагу с императорской подписью и гербовой печатью Кузе и отдать ее на хранение диву.
Интересно, а как обряд создания фамильяра трактует церковь? Не считается ли он разновидностью самоубийства? Или благородным самопожертвованием? Надо будет спросить при случае. Особенно верующим человеком Аверин никогда не был. Но считал, что Бог существует. А почему бы, собственно, ему и не существовать? Без разумного начала не было бы никакого порядка.
Он нащупал трость и вышел из комнаты.
Кузя сидел на ковре в гостиной, уставившись в экран. На стук двери он обернулся и вскочил:
— Я всё сделал. Девушку не нашел. Всё обнюхал тщательно, и пришлось укусить дворника за валенок. Но я не сильно, честно.
— Пнул?
— Ага. И метлой приложил. А я, между прочим, был делом занят!
— Он тоже. Ладно. Почему ты опять сидишь на полу? Вот же диван.
Кузя посмотрел на Аверина из-под челки:
— Вы очень непоследовательны, Гермес Аркадьевич. То вы меня ругаете за то, что я сижу в кресле, то за то, что сижу на полу.
Аверин усмехнулся:
— Не вижу непоследовательности. Люди не сидят на полу, они сидят на диване. Если они, конечно, не японские колдуны. А кресло мое. В нем сижу только я. По-моему, всё предельно просто.
— А если вы не узнаете, это считается? — Кузя хитро прищурился.
Аверин вздохнул:
— Считается. Я тебя спрошу, и ты сам всё расскажешь. И я тебя накажу. Когда-нибудь я разрешу тебе меня сожрать. Но вот сесть мне на шею — точно нет, и не надейся. Кстати, о еде. Ты что-нибудь от ужина оставил?
— Конечно! Пальцем ничего не трогал!
— И не лизал?
— И не лизал!
— Тогда сходи в коридор и принеси оттуда футляр. Там документ, подтверждающий, что ты — будущий фамильяр. И пойдем в столовую, это надо отметить.
Глава 2
Когда Аверин и Кузя добрались из аэропорта до дома, Маргарита уже уходила.
— Я на стол накрыла, на всех. Виктор Геннадьевич звонил, сказал, что приедет через полчаса.
— Отлично, — Аверин зашел в дом. Следом демонстративно пыхтел Кузя, затаскивая чемоданы.
— Прекрати делать вид, что тебе тяжело, — обернулся Аверин и показал на кладовку:
— Поставь пока туда, Маргарита завтра разберет.
— Ага. Нет, ну а что? Вот что бы вы делали без меня, а? — Кузя открыл дверь кладовки и начал засовать чемоданы.
— Вызвал бы носильщика.
Кузя выпрямился и сдул с лица налипшую челку. Пора его отправить к парикмахеру.
— Это… а что, так можно было, да?
— Можно, но зачем? Есть же ты. И потом, мы вполне могли оставить твою красоту ненаглядную в гостинице. Так что ты сам виноват. Иди умойся и переоденься, сейчас Виктор Геннадьевич приедет.
Виктор появился точно через полчаса. В руках у него была сумка, из которой он торжественно извлек бутылку марочного французского коньяка.
— Там-тарам, — воскликнул он, водружая бутылку на стол.
— Хм… не дороговато ли? — поинтересовался Аверин.
— Ничуть. У нас же двойной праздник. Мое двадцатипятилетие службы, на которые вы не попали, потому что вам вручали орден. И это наш второй праздник. Показывайте. А потом я вам кое-что покажу.
Аверин показал на футляр с орденом:
— Вот, можете даже примерить. Мы с Кузей никому не расскажем.
Виктор засмеялся, открыл футляр, полюбовался алмазной звездой и оглянулся:
— Кузя, — воскликнул он, — не трогай!
Аверин тоже повернулся. Кузя нарезал круги вокруг сумки Виктора, тщательно ее обнюхивая.
— Что там у вас? Килограмм краковской? Белевский зефир?
— Увы. Если бы. Сейчас.
Виктор достал из сумки небольшую, с ладонь, шкатулку. Красивую, инкрустированную перламутром и яшмой. И протянул Аверину. На крышке красовался искусно вырезанный дракон. Вещица определенно была из Китая.
— Красиво. Вы, вроде, такое любите.
— Да… — как-то обреченно вздохнул Виктор, а Кузя опять подался к шкатулке.
И тут до Аверина дошло. Словно подтверждая его догадку, из шкатулки раздался писк.
— Черт… откуда это у вас?
— Сослуживцы подарили на юбилей.
Аверин открыл шкатулку. Маленький изумрудный дракончик, отчаянно перебирая лапками, попытался забиться в самый дальний угол шкатулки. Его писк стал пронзительным.
— Кузя, отойди. Видишь, он тебя боится.
— Ага, — сказал Кузя и отошел на пару шагов, не сводя взгляда с существа.
Бесенок. Крохотный, чуть больше указательного пальца. Перепуганный насмерть.
— Вот. Я понятия не имею, что с ним вообще делать.