Они не пройдут! Три бестселлера одним томом
Шрифт:
— Понятно. 365-й в бой не вступал?
— Если вступил, — еле сдерживая раздражение ответил комбриг, — мне об этом неизвестно.
— Понятно, — повторил Рокоссовский. — Заявку на Сляднево удовлетворяю. Обозначь дымами направление на деревни, чтобы соколы по твоим не разгрузились.
— Есть.
— Михаил Ефимович, Козлово нужно взять не позднее десяти ноль-ноль четырнадцатого, — с нажимом сказал командарм, впервые в его голосе было что-то кроме спокойного внимания. — Я знаю, вам тяжело. Твои люди — герои. И Малыгина — герои, только что-то он тянет. Но нужно взять, больше пока ничего сказать не могу. Отбой.
Катуков медленно положил трубку на аппарат. Командующий что-то недоговаривал, но тут уж ничего не поделаешь, в конце концов, комбриг своим командирам тоже говорил далеко не все.
— Лушпа докладывает: уничтожены еще две огневые точки в домах, — сообщил Никитин.
— Хорошо, — кивнул генерал. — Матвей, отправь отделение — пусть обозначат авиаторам направление на Нижнее Сляднево. А то выложат нам на голову — наплачемся.
— Что там такое? — крикнул Петров.
«Тридцатьчетверка» внезапно остановилась у полуразрушенной избы, и командиру такая задержка очень не нравилась. Эта улица вроде бы наша, но кто его разберет наверняка, бой шел совсем рядом, даже в башне он слышал грозный, воющий рокот немецкого пулемета, хлопки мин, винтовочные выстрелы.
— Да пехота под танк бросается, — ответил Осокин и грязно выругался. — Жить надоело!
Если своя пехота бросается под гусеницы, значит, ей очень нужна помощь танкистов, это Петров уже давно уяснил. Он открыл люк и посмотрел вниз. Перед танком метался человек в шинели и шлеме, надетом поверх шапки, в руках у человека была винтовка Мосина с примкнутым штыком.
— Ты что там пляшешь, дурак? — заорал комвзвода.
Человек обернулся, и Петров увидел самодельные петлицы с кубиками — он только что обозвал дураком лейтенанта. Комвзвода выматерился про себя: ругать командира при бойцах — вон, с десяток их жмется к груде бревен — последнее дело. Он вылез из башни и спрыгнул на снег. Уставшие ноги подкосились, старший лейтенант чуть не упал на колени. Пехотинец подбежал к комвзвода, он был едва ли старше младшего лейтенанта Щелкина. «Да что ж у нас детей лейтенантами ставят!» — с тоской подумал Петров.
— Лейтенант Серов, — представился срывающимся голосом молодой командир.
— Старший лейтенант Петров, — ответил комвзвода, — что тут у тебя?
— Товарищ старший лейтенант, не выходите за угол… — Юноша захлебнулся словами и резко вдохнул.
— Не торопись, пехота, — успокаивающе сказал танкист, — по порядку давай, быстренько.
— Там площадь, а за ней — дом такой. Первый этаж каменный, большой такой, — затараторил Серов, — в доме пушка и пулеметы! Тут один танк ехал с другой стороны, в него как дали, только огнем плеснуло!
— Так, — Петров стащил танкошлем и вытер лоб, — показывай.
Пригибаясь, они перебежали через заваленный обломками горелых бревен двор до срубленной снарядом березы, что рухнула с улицы, повалив забор.
— Осторожно, там пулеметы у них, — придержал Петрова лейтенант.
Комвзвода по-пластунски вполз под ствол дерева и осторожно выглянул из-за досок. Перед ним лежала широкая, метров тридцать, площадь. Избы с левой стороны сгорели, остались только печи, справа дома были целы. На другой стороне высилось двухэтажное здание, судя по покосившейся вывеске — сельская школа. Второй, деревянный, этаж почти совсем выгорел, первый, каменный, был целехонек. У самой земли были проделаны три амбразуры — две пулеметные, третья побольше, как раз для орудия. Прямо посреди площади чадил маленький танк — точно такой, что встретился утром в Скирманово. Огонь закоптил когда-то белый корпус до черноты, из машины никто не спасся. В 1-й гвардейской таких танков не было, как видно, сюда прорвался кто-то из 27-й. Рядом с машиной лежало шесть тел в серых шинелях.
— Справа в домах кто? — спросил Петров.
— Вроде никого, — сглотнул лейтенант, — мы не видели. По нам только оттуда стреляли. Там танкист сказал: мол, за мной давайте, сейчас проскочим, и вы их гранатами. Я говорил, что не получится…
Комвзвода снова потер лоб — да уж, соваться на этой «черепашке» против дота — это, конечно, было смело, но безнадежно.
— Значит, слушай, — сказал Петров. — Убери своих от забора, мы через двор выскочим и амбразуру им заклепаем, потом по пулеметам дадим, а вы в это время по правой стороне проскочите и гранатами их добьете, понятно?
Серов судорожно кивнул.
— Ну, давай. — Петров легонько встряхнул пехотинца за плечо.
Они пробежали через двор обратно, и комвзвода полез в танк.
— Значит, слушайте меня, орлы, — крикнул старший лейтенант — ТПУ давно отказало. — Осокин, сейчас разворачиваешься, вылезаешь через забор наискосок, как только на ровное выскочишь — остановка. Протасов, я даю выстрел, сразу второй осколочный, потом третий — будем пулеметы гасить. Сашка, не усердствуй там с пулеметом, своих не порежь, ясно?
Экипаж вразнобой ответил, что, в общем, ясно. Петров еще раз высунулся из люка — пехотинцы столпились за машиной, метрах в трех — под гусеницы не попадут. Махнув рукой Серову, комвзвода сполз на сиденье и нажал водителю на правое плечо:
— Пошел!
Танк взревел, развернулся вправо и кабаном проломился через забор. Осокин провел машину через двор, жуя гусеницами головешки, перевалился через березовый ствол. Петров до боли вцепился в рукоятку поворота башни, еще немного… Страшный удар встряхнул машину, и двигатель заглох, внизу полыхнуло искрами, словно от огромной бенгальской свечи, машина заполнилась вонючим дымом. Старший лейтенант с каким-то отстраненным спокойствием приказал:
— Протасов, снять пулемет, оставить машину.
Он не смотрел, выполнил ли наводчик приказ, приникнув к прицелу, Петров крутил рукоятку вертикальной наводки.
— Сейчас… Сейчас я тебя, сука…
Второй удар на мгновение ослепил его. Когда зрение вернулось, командир увидел бессильно откатившееся назад, до предела, мертвое орудие. Здесь больше делать было нечего, и старший лейтенант сполз вниз, на боеукладку. Дым ел глаза, в полумгле, освещаемой шипящим пламенем, прямо перед ним возникло бледное лицо Осокина.