Они принесли крылья в Арктику
Шрифт:
— 25-й восточный меридиан, — приказал Нобиле.
Это не был кратчайший путь, но он вел через арктическую область, в которой до сих пор не побывала ни одна экспедиция. А вдруг удастся обнаружить неизвестный остров?..
Нобиле особенно не стремился к открытию какого-нибудь одинокого полярного островка. Он знал, что это не будет иметь большого значения. Но он понимал также, что находка самой незначительной скалы, затерявшейся в полярных льдах, будет принята в Италии с восторгом. Ее хвастливо назовут «Землей Муссолини», и фашистская печать раструбит об открытии по всему миру… Если Нобиле обнаружит неизвестный остров, ему многое простится.
Ветер вопреки предсказаниям Мальмгрена не изменил направления. Наоборот, он еще усилился и все время сносил дирижабль на восток от намеченного курса. Мы оказались на меридиане 30 и даже 32°. Кроме того, туман все сгущался. В довершение всего началось обледенение — наихудшее из бедствий, какое может грозить в воздухе. На проводах антенны уже появился слой льда толщиной в пять сантиметров. Пропеллеры моторов швыряли кусочки льда в корпус дирижабля. Льдинки как пули пробивали оболочку…
Нельзя было больше медлить. Жизнь шестнадцати человек была дороже всех «земель Муссолини»» (с. 21-25).
Яснее не скажешь. Политиканскому спекулятивному расчету, надеждам фашистской пропаганды потрясти мир сенсацией были принесены в жертву и высокие цели науки, и безопасность человеческих жизней.
Итак, катастрофа произошла. Шесть из шестнадцати воздухоплавателей исчезли вместе с изуродованными остатками дирижабля. Остальные десять оказались среди обломков в хаосе торосистого льда; причем один из этих десяти — моторист Помелла был убит.
Дорого заплатила фашистская Италия за вздорное тщеславие своего диктатора.
Цена эта оказалась бы еще дороже, если бы не предусмотрительность рядового члена экипажа дирижабля — радиста Бьяджи. Перед отлетом «Италии» к Северному полюсу из Конгс-фиорда он тайком от своего прямого начальника — Мариано взял на борт запасной коротковолновый передатчик небольшой мощности. И вот этот-то аппарат, извлеченный после катастрофы из-под обломков радиорубки, помог протянуть единственную небольшую ниточку связи в такой далекий теперь внешний мир. Подчеркиваем: весьма ненадежную, ибо сколько раз после катастрофы ни посылал Бьяджи свои позывные в эфир, ему ни разу не удавалось добиться ответа от радистов плавучей базы экспедиции — корабля «Читта ди Милано», стоявшего на якорях в Конгс-фиорде на Шпицбергене.
Ежедневно, пользуясь своим уцелевшим приемником, итальянцы слушали мощную радиостанцию Сан-Паоло близ Рима, узнавали о спасательных экспедициях, снаряжаемых в разных странах для поисков, но со своей собственной плавучей базой, ближайшей по Расстоянию, связи не имели.
Тем примечательнее строки, написанные самим Нобиле в главе «Чудо, именуемое радио»:
«И вот внезапно в тот самый момент, когда мы совсем отчаялись, — наша льдина неумолимо дрейфовала на юго-восток, — пришло известие, которого мы так страстно ждали почти две недели, день за днем, час за часом, известие, приведшее в смятение весь нац маленький лагерь и возродившее в наших сердцах почти угасшие надежды. Это было вечером 6 июня.
Бьяджи с наушниками на голове, как всегда, записывал в тетрадь последние известия радиостанции Сан-Паоло. Вдруг он воскликнул:
— Нас услышали!
II стал произносить вслух то, что записывал:
— Советское посольство уведомило итальянское правительство…» (Нобиле, с. 184-185).
Дальше сообщалось, что молодой русский радио, любитель, по фамилии Шмидт, вечером 3 июля близ Архангельска частично перехватил наш «SOS»…
Итак, 6 июня… К тому времени в Москве уже неоднократно собирался Комитет помощи. А в Архангельске известные исследователи Арктики В. Ю. Визе и А. М. Лавров снаряжали к походу ледокольный пароход «Малыгин», готовясь принять на борт авиатора М. С. Бабушкина, имеющего немалый опыт зимних полетов над Белым морем.
В Ленинграде был снят с консервации и ставился под погрузку еще более мощный корабль, рассчитанный на активную борьбу со льдами, — линейный ледокол «Красин». Была сформирована руководящая тройка Красинской экспедиции: профессор Р. Л. Самойлович — директор Института по изучению Севера, известный с дореволюционных времен работами на Шпицбергене и Новой Земле, его заместитель военно-морской инженер П. Ю. Орас и руководитель летной группы пилот Б. Г. Чухновский.
В летную группу вошли летнаб и радист А. Д. Алексеев, второй пилот Г. А. Страубе, бортмеханики А. С. Шелагин и В. Н. Федотов.
Сколь основательно готовился предстоящий поход, можно судить по тому, что вместе с трехмоторным «Юнкерсом-гигантом» (ЮГ-1), предоставленным ВВС Балтийского флота и погружаемым на ледокол по частям (фюзеляж отдельно от крыльев), были взяты два лыжных шасси и одно шасси морское с парой поплавков, Два запасных мотора, комплект деревянных и стальных винтов, мощная радиоустановка, запасы горючего и смазки, фотоаппарат с цейсовским объективом, приспособления для окрашивания морских льдов…
Погрузка припасов и снаряжения на ледокол заняла невиданно короткий срок — трое суток. 15 июня во второй половине дня «Красин» отвалил от стенки Угольной гавани в Ленинграде.
В бешеном авральном темпе шла бункеровка советского ледокола и в норвежском порту Бергене, где топливные запасы пополнялись высококалорийным кардифским углем, столь необходимым при форсировании полярных льдов. Ведь подумать только: 10 тысяч лошадиных сил развивают три машины, работая на полную мощность, добрых полсотни кочегаров трудится у раскаленных топок «Красина».
Вместе с нашими моряками бергенские портовики старались не за страх, а за совесть. Да что там портовики — все норвежцы в те дни тревожились не только об итальянцах, но и о своем национальном герое Руале Амундсене — «рыцаре века». Это он, первооткрыватель двух полюсов планеты — Северного и Южного — одним из первых отправился на помощь итальянцам. Вылетел из Тромсе вместе с французом Гильбо на его гидросамолете «Латам» и через несколько часов пропал без вести.
— Спасите Амундсена, верните нам нашего Руала! — такие восклицания раздавались со шлюпок и катеров, сновавших вокруг «Красина», пока он, распрощавшись с Бергеном, шел фиордами.
Да, большие надежды возлагались на советский корабль — по тем временам самый мощный ледокол в мире. Ведь никогда прежде в столь ранний период арктической навигации (конец июня — начало июля) другие суда не проникали в столь высокие широты…
А моряки-красинцы твердо рассчитывали на помощь авиаторов в разведке ледовых путей для корабля. Завязавшееся в Ленинграде деловое содружество (там для самолета была сооружена высокая двухметровая площадка, недоступная для волн и при шторме) еще более окрепло, когда «Красин» обогнул Шпицберген, вошел в тяжелые льды.