Они пришли с юга
Шрифт:
На датских болотах, которым прежде никто не придавал значения, теперь каждое лето ведутся торфоразработки. Добыча торфа стала целой отраслью промышленности. На торфяные болота каждое лето устремляется громадная армия рабочих. Торф отлично горит, но дает мало тепла и вообще невыгоден: прогорает в одну минуту – и конец. А кокс теперь бывает только газовый, тощий. Печка – прожорливая утроба, что ей ни дай – все мало. В некоторых домах дети не вылезают из постелей, только так еще можно согреться. А когда газовая компания, расщедрившись, вдруг продает какой-нибудь лишний гектолитр сверх нормы, перед заводом выстраиваются
Вот какие морозы нынче в Дании. Но все это пустяки по сравнению с Восточным фронтом. Уф! При одной мысли кровь стынет в жилах. В машинах и танках замерзает бензин. Солдаты гибнут от холода. Казалось бы, в этакую стужу – сидеть людям у печки, укутавшись потеплее, но куда там – на фронте идут самые кровопролитные бои. Две могучие армии схватились под Сталинградом. Гитлер уже много месяцев назад объявил о близком падении Сталинграда. А Сталинград не пал. Город расстрелян из орудий, разбомблен с воздуха, от него остались одни развалины. Но победить-то ведь надо не дома, а людей. А эти русские точно приросли к грудам щебня. Впервые за все время войны главным силам нацистской армии грозит разгром. На подкрепление им послана самая оголтелая нацистская молодежь. Орда гнуснейших убийц и преступников, каких только знала мировая история, брошена на Восточный фронт. Они должны добыть для своей страны «жизненное пространство».
Они истребляют беззащитное гражданское население на оккупированных ими советских землях. Они организуют массовые убийства детей, выкачивая из них кровь для своих раненых. Они угоняют в рабство в Германию миллионы мирных жителей, но обращаются с ними куда хуже, чем в древности обращались с рабами. Голод, унижения, зверства, разврат и массовые убийства – вот каким лицом поворачивается к порабощенным народам немецкая культура.
Но Сталинград – это надежда, что всем фашистским ужасам будет положен конец, что преступники понесут наказание. Это слово у всех на устах, к этому советскому городу устремлены помыслы всех честных людей, все понимают его значение. Здесь решается вопрос о том, будет ли положен предел насилию и варварству или фашисты будут истреблять народы и целые расы. Здесь решается вопрос о том, обретет ли человечество вновь надежду на счастье и свободу. И решить это должна Красная Армия. Впоследствии кое-кто постарается об этом забыть.
Повсюду только и разговоров, что о битве на Волге. Мартин пришел в парикмахерскую постричься – и здесь посетители толкуют о том же.
– Может, война скоро кончится, – бодро говорит парикмахер.
– Лишь бы только счастье опять не улыбнулось немцам, – опасливо замечает один из посетителей.
Но большинство сходится на том, что немцы все-таки получают по заслугам. И вдруг, в самый разгар откровенных разговоров, появляется Юнкер – владелец бара на площади; он пришел побриться, теперь он бреется каждый день – деньги текут к нему рекой, и у него появились замашки щеголя.
В баре у Юнкера всегда полным-полно немцев, они чувствуют себя там как дома. Они заказывают бифштексы с яйцом и запивают их пивом.
Юнкеру некогда, он сбрасывает пальто и самодовольно потирает руки. Он заранее предупредил парикмахера о своем посещении, и ему не придется долго ждать.
Но зато с появлением Юнкера никто больше не рассуждает вслух. В парикмахерскую пришел человек, чуждый содружеству, которое мало-помалу сложилось в стране. В парикмахерскую пришел человек, который на стороне врагов, стало быть, надо держать ухо востро.
На Юнкере галифе, заправленные в высокие черные сапоги. Бармен не ездит верхом, он водит машину – но ему хочется походить на нацистов, чтобы все видели, что и он принадлежит к расе господ. Что ж, тем легче распознать предателя и держаться начеку. С Юнкером разговаривает только парикмахер – парикмахеру деться некуда. Но говорит он только о погоде, о морозах и о прочих безразличных вещах. Оно спокойнее.
Рядом с Юнкером сидит хозяин магазина, расположенного на рыночной площади, – магазин соседит с баром. Торговец изо дня в день видит все, что происходит в баре, и его это возмущает.
Торговец славный человек. Детей, которые заходят к нему в магазин, он угощает конфетами, а в зимнюю пору, когда безработным приходится особенно плохо, он не боится отпускать им в кредит. Он человек состоятельный и не требует возврата долга до лета, ему выплачивают в рассрочку. Вот почему большинство соседей Мартина покупают именно в его магазине. В старые времена торговец служил в гвардии, у него на лацкане королевская булавка из чистого золота, и он охотно рассказывает о своей молодости, когда он нес караул у королевского дворца. В торговце сохранилась какая-то детская наивность, он рослый, сильный человек, и все-таки… Должно быть, он слишком мало хлебнул горя. Ему всегда везло, и жил он, не зная забот.
Как только появляется владелец бара, торговец мрачнеет, но ему и в голову не приходит бояться этого нацистского ублюдка: торговцу стоит двинуть рукой, и от того мокрое место останется.
Оба соседа видят друг друга в зеркале.
– Привет, торговец! – ухмыляется Юнкер. – Ну, как дела?
Он не прочь поболтать с торговцем, тот ведь не еврей, не коммунист, а солидный, верноподданный обыватель.
– Я не жалуюсь, – заявляет торговец. – А вы, сдается мне, намерены расширить бар?
– Посмотрим, – коротко отвечает Юнкер, он не расположен обсуждать свои дела.
– К вам ведь захаживают немцы, а вот хозяева других ресторанов предпочитают не иметь с ними дела, – язвит торговец.
– И зря! – огрызается Юнкер. – Они ведут себя прилично и за все, что заказывают, исправно платят.
Но торговец не слушает.
– А у вас душа еще не уходит в пятки, Юнкер? – продолжает он с издевкой.
– С чего бы это?
– Ас того, что плоховаты ваши дела на Восточном фронте и в Африке, – отвечает торговец.
– Что-то я этого не заметил, – злобно бурчит Юнкер.
– Черт побери, стало быть вы ослепли! – хохочет торговец. – Разве я не прав, а, парикмахер?
Но парикмахер не решается ответить ни да, ни нет.
– Э-э… гм… – хмыкает он, нервно снуя вокруг клиента и всем своим видом показывая, что ему некогда. – Гм… эхм… Я не очень слежу… гм… мне трудно сказать. Гм… Может, я протру немного спиртом… – Он хочет поскорей побрить торговца и спровадить его из парикмахерской.