Они пришли с юга
Шрифт:
Внутри одного из вагонов Мартин заметил вдруг солдата с головой, настолько замотанной бинтами, что он был похож на мумию. Сидя на койке, солдат судорожно скреб шею там, где кончались бинты, и страшно стонал. Рот Мартина наполнился слюной, его чуть не вырвало. Он бросился прочь. Так вот в каком виде возвращались, солдаты с фронта! Мартин подозревал об этом, и все-таки то, что он увидел в санитарном составе, его потрясло. Так вот что такое война! За несколько секунд она превращает здоровых людей в калек. Якоб не раз рассказывал сыну о тех, кто в муках корчился на санитарных носилках, и тех, кого даже нельзя было унести с поля боя, потому что их кровавые внутренности лежали рядом с ними на земле.
Вернувшись
Вот стоит керосинка, которой они пользуются зимой, но в последние годы керосина не достанешь. Вот обеденный стол с двумя поломанными ножками. Карен часто говорит, что надо бы его починить. Когда приходит хоть один гость, за столом, который стоит в комнате, тесно. Усевшись на санки, Мартин перелистывает старые семейные журналы, но мысли его все время возвращаются к тому, что он видел в порту. Вот к чему приводит война. Когда писались эти старые журналы, времена были спокойные и люди жили мирно, а теперь они убивают друг друга. Правда, Якоб говорил, что войны бывали всегда, потому что те, кто затевает войны, наживаются на них. Якоб так и сказал: они дерутся из-за денег.
За полчаса Мартин пересмотрел все журналы и стал искать еще – он ищет их в самом дальнем углу чулана, где в полу сделан люк.
Мартин смотрит в глубину люка, но там нет ничего интересного; изоляционные материалы, мусор, обломки досок и мешки из-под цемента, которым замазывают дыры, чтобы вода не протекала в нижние этажи, – да только это мало помогает. Приглядевшись внимательнее ко всему этому хламу, Мартин ложится на живот и извлекает один мешок. Мешок всегда пригодится в мальчишеском хозяйстве. Но мешок, оказывается, не пустой, в нем что-то лежит. Что бы это могло быть?
Сердце Мартина бешено колотится. Он озирается – никого. В мешке ружье, новехонькое ружье, обильно смазанное маслом. Оно легкое и короткое. «США. Дженерал моторе», – написано на затворе. В голове Мартина вихрь – от восторга у него захватывает дух. В мешке лежит что-то еще… Так и есть, это патроны.
Значит, Якоб участвует в Сопротивлении! Конечно, участвует. Мартин осторожно заворачивает ружье в мешок и кладет на место. Когда ему исполнится четырнадцать лет, он попросит Якоба, чтобы его приняли в Сопротивление. Пусть отец сделает ему такой подарок – вместо щенка, которого Мартин просит уже давно.
Теперь он понимает, почему Фойгт так часто наведывается к ним и почему у Якоба вдруг время от времени появляется какая-то странная сверхурочная работа.
– Надо приглядеть за печью, – говорит он. – А то нынешнее топливо никуда не годится. – Кто-то должен позаботиться о том, чтобы пламя не гасло.
Когда Якоб возвращается домой, Мартин испытующе вглядывается в лицо отца, его распирает гордость, у них теперь общая тайна. Его отец – один из тех, за кем охотятся, кого ненавидят немцы. Он прячет на чердаке ружье. Но Якоб не замечает восхищения Мартина. Он занят другим: в Оденсе забастовка, ему рассказали об этом железнодорожники, а те узнали это от своих товарищей с Фюна. Говорят, там разыгрались настоящие уличные бои, обе стороны потеряли много убитыми. Все началось с того, что немецкий офицер застрелил пятилетнюю девочку, а толпа растерзала убийцу. В Ольборге произошли драки в ресторанах, рабочие аэродрома, верфи и других крупных предприятий бросили работу – возможно, все это выльется во всеобщую забастовку.
– Сами понимаете, что наши политики волосы на себе рвут, – сказал Якоб. – Они тут сотрудничали с нацистами, расстилались перед ними, лизали им зад, а мы вдруг начали борьбу. Выходит, они сами себя в дураках оставили – народ их больше не слушает, а немцам они теперь ни к чему. Умнее всего на их месте было бы добровольно уйти от дел, пока их не выгнали. Больше им ничего не осталось. Вот только не знаю, когда они на это решатся.
– А когда мы решимся устроить забастовку в нашем городе? – спросил Мартин.
– Пока не знаю, но бастовать мы будем, – сказал Якоб.
Глава одиннадцатая
М вот пришел август – время созревания хлебов и сбора урожая. Ветви яблонь склонились к земле под тяжестью плодов, у крестьян началась страдная пора, все в природе наливалось соками, и казалось, щедрости земли нет и не будет конца.
Вечера стояли теплые и светлые, вода в реке еще хранила июльский зной, а на берегу густо разросся камыш высотой в человеческий рост. Солнце уже не достигало холмов на севере, оно заходило раньше, гася свой кроваво-красный диск в воде реки. Но перед этим оно вспыхивало в тысячах оконных стекол, и город с его громоздящимися по склону домами в свете заката напоминал сверкающую и искрящуюся хрустальную гору.
В сумерках над лугами подымался белый пар. «То болотница варит пиво», – говорят в Дании. С холмов доносился задорный девичий смех и веселый хохот мужчин, там целовались и обнимались, обручались и играли в игру, которая была старше предания об Адаме и Еве.
Жизнь текла своей неизменной счастливой чередой, как и тысячу лет назад, подобно реке, которая тяжело катила свои темные воды меж зеленых берегов.
И однако в мире шла война, от Ледовитого океана до Тихого гремели пушки, миллионы солдат каждый час смотрели смерти в лицо, миллионы узников томились в концентрационных лагерях, сотни городов были сожжены и стерты с лица земли. Но все это по-прежнему происходило за тысячи километров от Дании. И никто из обитателей городка не подозревал, что ближайшие дни станут такими же поворотными днями в их судьбе, как 9 апреля.
Мартин поступил в реальную школу – когда-нибудь ему придется сдавать выпускные экзамены, чтобы получить аттестат… А пока что каждое утро ученики собираются в школе на молитву. В утренней молитве воплощены важнейшие педагогические принципы школы, молитва утверждает единственно правильное мировоззрение и обязательна для всех. Все преподаватели и ученики школы сходятся в большой классной комнате. Учителя выстраиваются у доски, а директор школы поднимается на кафедру, откуда ему виден весь класс. Сначала все хором поют псалом, потом склоняют головы и в наступившей тишине директор читает «Отче наш» и «Верую».
Мартин попал в совершенно новую обстановку – из казармы в божий храм. Тут нет военной дисциплины, наказывают не рукоприкладством, а презрением, здесь не признают насилия и запугивания, здесь поклоняются буржуазной морали и религии. Все это ново и необычно для Мартина. Но главное откровение в его жизни – это девочки. Вернее, Инга. Он выбрал место как раз напротив нее – уж очень приятно на нее смотреть. Инга такая красивая! Светлые кудряшки, на щеках ямочки, на носу веснушки. Ровные белые зубы. Но самое необыкновенное чудо – это две округлости под ее кофточкой. Если бы можно было дотронуться до них рукой! Но об этом нечего и думать. Разве не сказал только что директор: «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…» Нет, Мартину приходится довольствоваться малым – носить ранец Инге, решать за нее задачки, угощать ее мороженым и дергать за волосы. Все прочее было бы оскорблением того духа благочестия, который составляет основу основ этого заведения.