Они пришли с юга
Шрифт:
– Смерть предателям!
– Спалим звериное логово!
– Не дурите, ребята…
– Скоро примчатся немцы, чего тут тянуть!
Кипит людской котел, все больше распаляясь от криков, от вида свастики на стене нацистского логова.
– Датчане, разойдемся по домам, и так уже сколько крови пролито!
– Теперь настал наш черед расправиться с врагами!
– Для чего мы пришли сюда, товарищи?
– Уж, верно, не для того, чтобы разглядывать стены!
Все ставни в доме закрыты. Дом стоит словно вымерший, грузно осевший в землю, не замечая ярости, что бушует вокруг него, точно шквал. Кто-то уже просунул под ставни горящую бумагу и тряпки, огонь
На мостовой энергично орудуют молодые ребята, они выворачивают камни и строят баррикаду. Булыжники передают по цепочке, сотни деятельных рук снуют взад и вперед. И вот уже через всю улицу протянулась баррикада высотой в несколько метров, а перед ней выросла куча хлама – обитатели здешних домов тащат сюда с чердаков всякую рухлядь. Все это облили краденым немецким бензином, затем подожгли.
А самодельные фитили, просунутые в окна, тоже очень пригодились. Чтобы не задохнуться, нацисты вынуждены были отворить ставни. Тут же с улицы в них полетели увесистые камни – люди целились в силуэты, метавшиеся в проемах окон.
В ответ нацисты стали стрелять из револьверов и ранили нескольких смельчаков. Но молодежь снова устремилась на приступ – в окна полетели бутылки с горючей жидкостью. Скоро за окнами взметнулись первые мощные языки пламени. В дверях патриоты врукопашную схватились с нацистами, силящимися вырваться из горящего дома. Враги яростно орудовали саперными лопатками, стреляли из револьверов. Вдруг раздался треск пулемета, и патриоты поняли: подоспели немцы.
Патриотам пришлось отступить – уходили садами и огородами, перемахивая через дощатые заборы. Они уносили с собой раненых, наскоро перевязанных платками, разорванными на полосы рубашками.
Логово нацистов объято пламенем. Ни одна пожарная команда теперь не смогла бы его спасти. Что ж, патриоты славно потрудились, день не прошел даром! А теперь пора ужинать, и об этом тоже не грех подумать.
– Немцы, немцы идут! – снова пронесся тревожный крик, и люди ринулись прочь под свист пуль. Может быть, были жертвы. Никто не видел, что делается вокруг, люди все бежали и бежали вперед или падали, настигнутые пулями. И Мартин сначала бежал вместе со всеми, но затем юркнул в подъезд и, тяжело дыша, оглянулся назад. Сердце бешено колотилось в его груди, никогда в жизни ему не забыть того, что он видел сегодня. Он вспомнил про убитых датчан, про тех, кого изувечили пули врагов… Нет, он никогда этого не забудет, он запомнит сегодняшний день на всю жизнь и отомстит за них – за убитых, за раненых… «Клянусь!» – прошептал мальчик.
Между тем осмелевшие нацисты устремились в погоню за патриотами. Плохо приходилось тем, кто попадался им в руки, – они избивали людей лопатами и резиновыми дубинками, топтали их сапогами. С одинаковой жестокостью издевались они над юношами и девушками, женщинами и мужчинами. Проходя по одной из улиц, они сбили с ног старушку. Несколько ударов лопаткой – и несчастная осталась на мостовой – без сознания, со страшными кровавыми ранами. Нацистские молодчики бьют без промаха. Уж чему-чему, а этому их хорошо научили.
Мартин побежал дальше, минуя улицу за улицей. Не он сжег нацистское логово и дрался с немцами, но он знал, что и его на каждом шагу подстерегает смерть. Постепенно он добрался до тихих, мирных окраинных кварталов.
Но здесь он увидел лишь высыпавших на улицу людей – они прислушивались к стрельбе и оживленно переговаривались.
Мартин весь взмок от бега и волнения, но его словно магнитом тянуло туда, где сегодня совершались великие события, и он повернул назад.
Он шел, прижимаясь к стенам домов, чтобы в случае надобности быстро нырнуть в укрытие. У каждого перекрестка он оглядывался, не грозит ли откуда-нибудь новая опасность. Но он должен был видеть все, что происходило в его родном городе! Вот на его пути выросли двое полицейских – плохо дело… Но нет, блюстители порядка настроены вполне миролюбиво – они стоят, заложив руки за спину, и тоже прислушиваются к стрельбе.
– Да, сильно там стреляют, – проговорил один из них.
– Ну и бандиты же эти немцы! – откликнулся другой. Заметив Мартина, он добавил: – А ты, паренек, беги-ка лучше домой, не то прогулка может плохо кончиться!
Мартин недоверчиво покосился на полицейских. Разве не они врывались в дома к своим соотечественникам и хватали коммунистов, разве не они выискивали и громили подпольные типографии? Разве не они охотились за патриотами, за десантниками, которых сбрасывали с самолетов? Нет, Мартина не проведешь, он не доверяет полиции!
Издалека доносились гудки санитарных машин – сегодня санитарам хватало работы. Мартин оглянулся – полицейские уже забыли о нем.
– Что за черт! – воскликнул один из них, показывая на другой конец улицы.
К ним приближался огромный нацист, обутый в высокие сапоги, волоча паренька не старше Мартина. Нацист скрутил мальчишке руки на спине и заставлял его шагать, то и дело пиная коленом. У мальчишки лилась по лицу кровь, он громко и прерывисто стонал. Треск стрельбы, вой санитарных машин стал еще громче, но Мартин уже ничего не замечал, кроме верзилы-нациста и его жертвы.
– Сходить помочь, что ли? – спросил один полицейский другого.
– Нет, нет, – ответил тот, и оба остались стоять, как будто ничего не видели.
У Мартина заныло в груди, заколотилось сердце. Он точно впервые увидел, как чисто и прозрачно над ним небо. Ничто не мешало ему застыть на месте, как полицейские, и стать предателем, но он не мог так поступить. Неодолимая сила влекла его к палачу и его жертве…
Весь день Мартин бродил по городу, сжимая в руках большой острый камень, но так и не решился пустить его в ход. Теперь он пригодится! Одним прыжком Мартин вскочил на спину нацисту и повис на нем. Ухватившись одной рукой за его шею, он начал изо всех сил бить «сверхчеловека» по лицу. Когда Мартин наконец остановился, мальчишка уже был на другом конце улицы. А Мартин стоял, наклонившись над поверженным нацистом. Потом он за волосы, приподнял ему голову и испугался. Ноги его задрожали. «А что, если я убил его? – молнией пронеслось в мозгу. – Он, конечно, гад, но все же и он человек…» Тут что-то забулькало, захрипело в горле нациста, и мальчик с облегчением понял, что тот еще не отдал богу душу. Он чуть ли не бережно опустил голову врага на асфальт и поспешил удрать. Он побежал в сторону, противоположную той, где стояли полицейские, но те вовсе не собирались его преследовать. Мартин видел, как они неторопливо направились к лежавшему на земле долговязому нацисту.
Вместе с пареньком, которого он спас, Мартин помчался к фьорду – туда, где на берегу ждали ремонта лодки. Мальчик стал промывать раны.
– Вода здесь чистая, дно хорошо видно, – сказал ему Мартин. Голос его чуть-чуть дрожал, он все еще не мог успокоиться. Его пугало то, что он совершил, но разве мог он поступить иначе? У мальчика не переставая шла носом кровь. Он пытался лечь на спину, запрокинув голову, но ничего не помогало. Фашист разорвал ему ноздри, и кровь густо просачивалась сквозь носовой платок, которым мальчик прикрывал лицо.