Они возвращаются

Вознин Андрей

– У матросов нет вопросов! – бодро отвечает за всех Кэп. Видимо, душ Шарко надёжно отбивает всяческую охоту до въедливого постижения окружающего мира.

– Каламела, в процедурную, – с этими словами Каракурт резко разворачивается и выходит из палаты.

Николай смотрит на меня с искренним состраданием. С чего бы это? Но проясняют дело два звероподобных санитара, что грубо хватают меня под руки и тащат вслед за врачихой.

– Я недовольна твоей ролью в разжигании агрессии у больных…

Сидеть перед Каракурт на

узенькой табуреточке очень неудобно и приходится постоянно ёрзать пятой точкой, чтобы случайно не свалиться на пол. Ох уж мне эти психологические трюки доминирования и подчинения.

– Но ничего такого не делал, – пытаюсь оправдать своё честное имя, которое, к слову, даже не помню.

– Что тебя заинтересовало в окне?

– Я долго следил за фасадом соседнего дома. Но там ничего не происходило. То есть, совсем ничего. Словно там картинка или фотография лунной ночи, прилепленная к нашему стеклу…

Каракурт молчит, внимательно изучая меня. И я чувствую, как начинают просыпаться мурашки на моей груди, недовольно шевелятся под кожей и благоразумно переползают на спину – подальше от её пронзительного взгляда. Отчего всё тело жутко чешется, но я не могу пошевелиться. Словно окаменел под холодным недобрым взглядом. И даже отсутствие змей на голове Каракурт не делает её более человечной Медузы Горгоны.

– Чтобы быстрее восстановиться, тебе надо не по сторонам зыркать, а настойчиво углубляться в лабиринты своей памяти.

– Но их там нет.

– Кого нет?

– Лабиринтов нет. Просто огромная зияющая дыра, в которой только первозданная тьма. Словно кто-то просто вырвал всю память…

– Займёмся этим…

По сигналу опять появляются страшные санитары.

– Вы чего это, а?

Молча сдёргивают меня с неудобной табуретки и перемещают в удобное кресло. Кожаные ремни крепко оплетают по рукам и ногам, лишая возможности даже пошевелиться. На голове оказывается некое подобие пилотского виртуального шлема, с положенными жгутами проводов, уходящими в гудящую неподалёку серверную стойку. Судя по приготовлениям, начиналась давеча обещанная Николаем масса новых впечатлений. И, как он и предсказывал, вряд ли приятных…

– Попытаемся стимулировать твою память…

– А-а-а! – такое впечатление, что огромная раскалённая спица протыкает затылок и играючи проходит голову насквозь.

– Ничего-ничего, потерпи немного, неприятные ощущения скоро закончатся, – пытается успокоить Каракурт.

Порождённая невыносимой болью сверкающая пелена занавесом опускается перед глазами. Первые мгновения вижу лишь эту ослепительно белую завесу. Напуганные болью мысли разбегаются по черепушке как тараканы. Ни о чем не могу ни думать, ни рассуждать. Только обжигающая спица, что непрерывно шевелится в голове…

Когда боль внезапно уходит, пелена спадает, замещаясь непроглядной тьмой. И я парю некоторое время вне времени и пространства, наслаждаясь безграничными покоем и умиротворением. Мне так хорошо, что даже согласен вновь и вновь ощущать эту невыносимую боль, чтобы вслед растворяться в неге…

– Какая странная реакция, – доносится откуда-то извне, из мира боли и страданий, куда совсем не хочется возвращаться.

Когда окончательно уходят и боль, и нега, открываю глаза. Каракурт сидит напротив, задумчиво покачивая острым носком модельной туфельки. Холодно интересуется:

– Есть прогресс?

Отрицательно качаю головой, но выражаю готовность:

– Готов вновь пройти процедуру.

– Нет. Сперва обработаем результаты…

Санитары извлекают меня из пыточного кресла и волокут обратно в палату. Всё тело ноет и болит, и я не могу даже пальцем пошевелить. Бросив в кровать, два исполнительных помощника палача удаляются.

– Как ты? – Николай уже рядом, и не может удержаться, чтобы не съязвить, – Понравилась процедура усмирения?

Но червячок сомнения продолжает вольготно чувствовать себя в моей голове – душа ни в какую не желает прогибаться под местные реалии. И даже раскалённая спица, что беспощадно терзала мозги в процедурной у Каракурт, не уничтожила надоедливую гадину. И не в силах уснуть ночами, я пытаюсь понять, что же не так с этим миром…

Ночь здесь, конечно, не самое удобное место для философских размышлений – погружённая в полумрак палата наполняется храпом, сонным бормотанием, скрипом панцирных кроватей и прочими малоприятными звуками совместного проживания одиннадцати человек. И привыкнуть к этому просто невозможно. Но двери надёжно запираются на ночь, и вырваться отсюда, чтобы уединиться в пустых коридорах, невозможно. Чувствую себя беспомощной мухой, запутавшейся в липкой паутине. И я бестолково пялюсь в потолок… Бессчётное количество ночей.

– Что тебя беспокоит?

Очередной сеанс перетряхивания мозгов. Хотя… Вместо «я» просится совсем иная буква.

– Я не сплю уже неделю…

– Почему? Надо начинать приём снотворного.

– Не-е, не надо. Я чувствую себя нормально. Если, конечно, опустить нюанс пребывания в сумасшедшем доме.

– Это ненормально. Бессонница служит препятствием к психическому выздоровлению, а также может спровоцировать развитие соматических заболеваний. И негативно сказаться на восприятии реальности. Спровоцировать немотивированные акты агрессии.

– Вы меня пугаете.

– Всего лишь перечисляю самые распространённые последствия инсомнии.

Пожимаю плечами – снотворное, так снотворное. Хуже всё-равно не будет. А может даже и полегчает.

– Есть подвижки с восстановлением памяти? – интересуется Каракурт.

– Нету. Всё также пусто. Словно и не жил… Никогда ранее.

Некоторое время молчу, перебирая в уме то немногое, что удалось накопить за время, проведённое в больнице.

– Такое впечатление, что я щепка, несомая призрачными водами Хроноса. Кажется, как-то двигаюсь, чего-то кручусь. А на самом деле, это лишь реакция на те силы, что безразлично тащат меня в неведомую даль. Порою быстрее в стремнинах, иногда медленнее в затонах. Закручивают до рвоты в водоворотах…