Они жили. Повесть о муже и его жене
Шрифт:
Мой приятель тоже стал догадываться о том, о чем умолчали книжки. Иногда он месил слякоть этой жизнь так яростно, что глаза на лоб лезли, но она никак не превращалась в сухую пыль накатанной дороги. Уж в чем в чем, а в лени его никогда нельзя было упрекнуть.
И после очередной такой, безуспешной попытки, ему в голову пришла простенькая мысль – может, делать надо поменьше, а думать побольше? А? И, во-вторых, зачем выбираться из треклятого кувшина, да еще с таким узким горлом, когда просто-напросто
Словом, вы поняли, что когда он с холодным усталым сердцем шел на встречу с богатым жуликом, он был совсем готов после последнего отказа идти в отдел кадров какого-нибудь завода.
А теперь еще помедленней. Впоследствии, этот день он будет восстанавливать по часам, почти по минутам, но всегда будет сбиваться, ему начнет казаться, что прожил его он как в пьяном угаре, ничего не замечая вокруг от ужасного, ничем не оправданного счастья, которое тогда затопило его до самых краев. Он потом и убивать себя станет именно за то, что в тот день был счастлив. Но, увы, судьба, как ловкая официантка, обнесет чашей радости или горя тех, кому эта чаша недозволенна, и обязательно донесет до того, кому она предназначена. И даже, если кто и сцепит зубы, отказываясь, холодными бесчувственными пальцами разожмет челюсть и вольет в глотку. Подавишься ты, или от такого пития рвать будет долго, или радостно причмокивая, добавки просить начнешь – не волнует, в ее передничке слишком велик список клиентов.
Да, в тот день, ничем не примечательный серый февральский день, с крошевом грязного снега на тротуарах, с серыми, словно помятыми лицами прохожих, с серыми каплями влаги на немытых витринах офисов и магазинов… правда, иногда далекое золотое сияние показывалось в разрывах низко плывущих туч, но тут же гасло, и рано засветились фонари, и уже в четыре часа машины шли друг за другом с горящими подфарниками… да, в тот день сбылось то, о чем мечтал он всю свою взрослую жизнь. Свершилось буднично, точно где-то наверху небесный клерк, наконец, прочитал его пожелтевшее, с выцветшими чернилами прошение, сверился с данными кандидата и устало поставил миллионную за этот день подпись – удовлетворить!
Мой друг получил небольшой кабинетик с узким окном с видом на захламленный внутренний двор, ему открыли субсчет, перечислили на него двести тысяч долларов в рублевом эквиваленте, из них пять выдали наличными – аванс.
– В Германию за оборудование поедешь сам. Посредники нам не нужны, а с таможней у меня наработки есть, – сказал ему новоявленный
Бухгалтер, да какой еще из нее бухгалтер – молоденькая приветливая девчушка, но с настороженными глазами, выкладывала на голубоватый пластик своего стола тяжелые ладные кирпичики «стольников», оклеенных свежими банковскими лентами; звенел принтер, выбивая микронными иголками строгие колонки цифири, он наклонялся, расписываясь в документах, и поражался ошеломляющей будничности происходящего. Где шампанское, где дрожащий звон хрустальных бокалов, где юные леди, летящие к нему в объятия с сияющими глазами? Почему торжественно не забьют колокола Рождественской церкви, почему не останавливаются заводы и фабрики, и длинные радостные гудки не доносятся до него с заречной стороны?
В общем, крыша у него явно плыла, когда он вышел из своего, своего!, офиса, болтая пакетом за рупь, в котором лежал его крохотные аванс размером в тридцать тысяч рублей! Ему хотелось понестись по улице на тяжелой белой лошади с криком «Прочь с дороги лентяи и тугодумы, теперь я буду заказывать музыку в вашем скучном ресторане!», и в то же время скромно опустить глаза, сесть в трамвай с унылым видом студента, провалившего зачет, и тихо-тихо доехать до дома, а уж там как вскочить на белую лошадь!
Но поскольку белую лошадь к нему не подвели, а в трамвай с такими деньжищами садиться было явно глупо, он остановил такси и поехал к себе, на автозавод. Хлопотливая жизнь российского бизнесмена начиналась завтра, а сегодня он испытывал жуткую потребность отдохнуть за все свои пять лет нищенской жизни.
«Звоню ей на работу, пусть немедленно бросает свою пошлую библиотеку и домой. Все, хватит, отработалась, пусть сидит дома, кого хочет, того и рожает, чтоб не было этих идиотских разговоров, потом вызываю Вовчика… нет, вначале Вовчика, делаем небольшой круг почета по магазинам, все самое дорогое, все самое лучшее на стол, а уж потом заезжаю за ней и везу домой, и будет у нас как вторая свадьба!
А через две недели – к немцам! Выйду из берлинского аэропорта, гряну шапку оземь и крикну – ну, что, вашу за ногу, не ожидали!?». Видимо, все-таки безумная улыбка нет нет да и выползала на его лицо, поскольку водитель вдруг съехал к обочине и попросил заплатить вперед.
Боже, мой друг оказался самым настоящим пижоном – с каким невозмутимым видом он достал пачку сторублевок, размял ее, надорвал упаковку, вытащил одну ассигнацию и дал водителю, не в руку, нет, а как шлюхе бросил на колени: ну, что, шеф, покатаемся?
Конец ознакомительного фрагмента.