Оникс
Шрифт:
Я что-то делал, даже не осознавая этого. Следующее, что выхватило мое сознание, — это то, что мы сидели на кровати, и она была там, где мне этого хотелось, — на моих коленях. А потом она оказалась рядом со мной на постели, и мое сердце совершало в груди безумные вещи. Это было так по-человечески, но, как ни странно, это происходило.
Ее грудь тяжело вздымалась:
— Это не меняет ничего из того, что я натворила. Это все еще остается моей виной.
Прижав ладонь к ее груди, я придвинулся к ней еще ближе так, словно был с ней связан. Мне хотелось быть связанным всеми возможными способами.
— Это
— Нам?
Я кивнул, расстегивая пуговицы на ее свитере. Некоторые из них были застегнуты неправильно, и я невольно рассмеялся. Только она могла даже в такой ситуации выглядеть абсолютно сексапильно.
Кэт приподняла руки, чтобы помочь мне избавиться от этой чертовой вещи. Хорошо. Она не сопротивлялась тому, куда нас это вело.
— И что… для тебя в действительности означает понятие «мы»?
— Ты и я. — Я опустился ниже, чтобы снять с нее ботинки. — И никого больше.
Ее щеки порозовели. Она избавилась от носков и снова легла на кровать, не сводя с меня затуманенного взгляда. Боже, на ней все еще оставалось слишком много одежды.
— Мне в общем… нравится такое определение.
— В общем? — Черта с два. Моя рука скользнула вниз по ее животу к краю тонкой рубашки, а потом под рубашку. Меня сводило с ума ощущение ее шелковой кожи под моими пальцами. — «В общем» — не достаточно, Котенок.
— Хорошо. Мне это нравится.
— И мне тоже. — Я склонился к ней, медленно ее целуя. — Могу поспорить, ты без ума от этого.
Ее губы дрогнули в полуулыбке:
— Так и есть.
Чертов спазм снова сдавил мое сердце так, словно кто-то наотмашь ударил меня в грудь, но это ощущение, как ни странно, было приятным. Как можно считать удар в грудь приятным ощущением, оставалось вне пределов моего понимания, но мне это даже нравилось.
Гортанный звук, вырвавшийся из моего горла, мог скорее принадлежать зверю, нежели человеку или Лаксену. Я целовал ее влажные щеки, а она рассказывала мне обо всем, что делал или говорил Блейк, и я снова и снова хотел его убить, но… единственное, что прямо сейчас действительно имело значение, — это сама Кэт и то, что мы с ней были вместе.
Между поцелуями, которые разбивали меня на тысячи осколков и снова собирали воедино, я рассказал ей о том, чего никогда и никому не говорил раньше. Как сходил с ума после известия о смерти Доусона и какую надежду почувствовал, узнав, что он все еще жив. Я рассказал ей о том, как сильно хотел, чтобы мои родители были живы, и как порой ненавидел груз ответственности за происходящее. А еще я признался, как сильно ревновал, когда видел ее рядом с Блейком.
Все, что я испытывал к ней, проявлялось в каждом моем прикосновении к ее хрупкому чувственному телу, в каждом моем слове. Каждый вздох и стон, срывавшиеся с ее губ, все сильнее и сильнее затягивали меня в ее сети.
Мои руки дрожали на ее коже, но я надеялся, что она этого не замечала. Я терял голову от того, что она позволяла мне с собой делать. Наша одежда куда-то исчезла. Моя футболка. Ее рубашка. Кэт пробежала пальцами вдоль моего живота, и я сжал челюсти так сильно, что начал опасаться скорого визита к стоматологу.
Когда ее пальцы нашли пуговицу на моих джинсах, я был на грани самообладания, причем в том смысле, в котором никогда этого не ожидал.
— Ты не имеешь ни малейшего представления, как сильно я этого хочу. — Мои пальцы вели чувственную дорожку поверх ее груди, опускаясь все ниже к ее животу. Такая невероятно красивая. — Думаю, мне это даже снилось. Безумие, да?
Она подняла тонкую кисть и провела подушечками пальцев вниз по моей щеке. Я повернулся на ее прикосновение, поцеловав ее ладошку, а потом снова нашел ее губы. Только теперь этот поцелуй был совсем другим: намного более настойчивым, требовательным, и Кэти… о мой бог, — Кэти ожила. Наши тела сталкивались, сливаясь так тесно, что я вполне рисковал потерять остатки контроля и перейти в свою естественную форму, осветив своей энергией весь штат.
Наши взаимные ласки стали более требовательными. Ее руки были повсюду, и я поощрял ее словами и прикосновениями продолжать дальше. Ее ноги обвивали мои бедра, с ее губ срывалось мое имя, и, не выдержав, я вспыхнул огненно-белым светом, окутавшим Кэт мягким теплым сиянием.
Не оставалось ни одной линии ее тела, которая не была бы мною исследована, и то, как она выгибалась подо мной от самого легкого прикосновения, вызывало во мне благоговение, поглощавшее меня без остатка. Мне хотелось бесконечно целовать ее и растворяться в ней. Она была идеальна для меня. Она была моей, и я хотел ее больше, чем кого бы то ни было в своей жизни.
Но я остановился.
Все, что произошло, пронеслось в моей голове, как кадры в фотоальбоме, который мне хотелось сжечь. И она, и я сейчас были полностью эмоционально подорваны. За один день мы успели пережить смерть, потрясение и черт знает, что еще. И теперь мы пытались сбежать от реальности. Навсегда.
Я не хотел этого. Не хотел, чтобы наш первый раз оказался следствием случившейся трагедии.
Возможно, я собирался повести себя как последний сентиментальный эгоист или размазня, но… я остановился.
Кэти подняла на меня затуманенный взгляд, ее ладошка путешествовала вдоль моего живота, от чего стало практически невозможно заставить себя нажать на тормоза.
— Что-то случилось? — спросила она, всматриваясь в мое лицо из-под густых ресниц.
— Ты, скорее всего, мне не поверишь. — Черт, я сам себе сейчас не верил. Я точно знал, что через пару секунд буду об этом сожалеть. — Но… Кэт, я хочу сделать это правильно.
Она начала улыбаться:
— Сомневаюсь, что ты можешь это сделать неправильно.
Ха.
— Да-а… Я говорю не об этом. Это я сделаю безупречно, но… Мне хотелось бы, чтобы у нас с тобой было то, что есть у других пар.
Кэт выглядела так, словно готова была расплакаться. Возможно, я тоже очень скоро буду рыдать, но только совсем по другой причине.
Прижав ладони к ее щекам, я приглушенно выдохнул:
— Последнее, что мне сейчас хочется, — это останавливаться, но… я хотел бы повести тебя на свидание или что-то в этом роде. — Боже, я говорил как последний идиот. — Я не хочу, чтобы то, что мы собираемся сейчас совершить… было чем-то омрачено.