Оно

Кинг Стивен

Оно заскрипело ядовитым смехом, и Билл услышал, что голос Его начинает замирать и одновременно разбухать, будто выходит из своих границ.., или бьется в них, стараясь выбраться. Было ли это именно так? Да. Он думал, что так. Потому что, когда голоса звучали синхронно, один из них, тот, к которому он несся сейчас, был совершенно незнаком ему. Он говорил так, как не может воспроизвести ни одно человеческое горло или язык. Это был голос мертвых огоньков, подумал он.

– Времени в обрез; давай поговорим, пока можно Этот человеческий голос становился слабее, как радио Бангорской станции слабело, когда ваш автомобиль уезжал на юг. Яркий мерцающий страх наполнил

его. Скоро он перестанет нормально сознательно общаться с Ним.., и какая-то часть его существа поняла это, по смеху Его, По ЕЕ чуждой радости, что это было именно то, что Оно хотело. Не просто послать его туда, где Оно действительно существовало, а разрушить связь их сознаний. Если это произойдет, он со всей очевидностью полностью погибнет. Выйти из этой связи означало навсегда потерять путь к спасению; он хорошо это понял из поведения родителей по отношению к нему после того, как умер Джорджи. Это был единственный урок, который он извлек из их ледяной холодности.

Покинуть Его.., и приблизить Его. Но покинуть было важнее. Если Оно хотело сожрать детей здесь, или поглотить их, или что там Оно с ними делало, почему Оно не послало их всех сюда? Почему именно его?

Потому что Оно хотело избавить свою Паучью сущность от него, вот поэтому. Каким-то образом Паук-Оно и Оно, которое звало его мертвыми огоньками, были связаны. Что бы там ни жило в этой темноте, там Оно было неуязвимо только тогда, когда Оно было в этом месте, а не где-то еще.., но Оно было также и на земле, в Дерри, в физической форме. Каким бы омерзительным Оно ни было в Дерри, форма была физическая.., а то, что имело физическую форму, могло быть убито.

Билл летел сквозь тьму, скорость все еще нарастала. Почему я так хорошо ощущаю, что все разговоры Его просто блеф, надувательство? Почему это так? И каким образом это происходит?

Он понимал, как может быть.., только может быть.

«Есть только Чудь», -сказала Черепаха. Предположим это то, что надо. Предположим, что они проникли глубоко в чей-то другой язык, не физически, а умственно, духовно? И предположим, что если Оно может выбросить Билла достаточно далеко в логово и достаточно близко к вечной своей сущности, то ритуалу придет конец? Это расколет его, убьет его и выиграет все в одно и то же время.

– Ты хорошо соображаешь, сынок, но очень скоро будет слишком поздно.

Оно испугалось! Испугалось меня! Испугалось нас всех!

– скольжение, он соскальзывал куда-то, а впереди была стена, он ощущал ее, ощущал в темноте, стена на краю бесконечности, а за ней – другое измерение, мертвые огоньки...

– Не говори со мной, сынок, и не говори сам с собой, это разрывает твою свободу, можешь укусить, если хочешь, если осмелишься, если сможешь быть смелым, если вынесешь это.., вгрызайся, сынок!

Билл схватил – не зубами, но как будто зубами своего сознания.

Повышая голос до полного регистра, изменяя его (изменяя на самом деле, превращая в голос своего отца, хотя Билл до самой смерти не узнал этого; некоторые тайны не раскрываются, возможно, это и к лучшему), на одном дыхании он закричал:

ОН СТУЧИТСЯ КО МНЕ В ЯЩИК ПОЧТОВЫЙ, ГОВОРЯ, ЧТО ВИДЕЛ ПРИВИДЕНИЕ СНОВА, А СЕЙЧАС ОТПУСТИ МЕНЯ!

Он почувствовал в своем сознании, что Оно вопит от тщетного нетерпеливого гнева.., но это также был крик страха и боли.

Ему никогда не приходилось исполнять чью-либо волю, такого с Ним никогда не случалось, и до самого

последнего момента существования Оно не подозревало, что это может случиться.

Билл чувствовал, что Оно мучается с ним, не тянет его, а выталкивает, стараясь избавиться от него.

ОН СТУЧИТСЯ КО МНЕ В ЯЩИК ПОЧТОВЫЙ, Я СКАЗАЛ! ПРЕКРАТИ ЭТО! ВЕРНИ МЕНЯ ОБРАТНО! ТЫ ДОЛЖНО! Я ПРИКАЗЫВАЮ! Я ТРЕБУЮ!

Оно заорало снова, боль стала сильнее – возможно, отчасти потому, что за все свое долгое существование Оно только причиняло боль, питаясь ею, и никогда Само не испытывало на себе.

Оно все еще пыталось избавиться от него, слепо и упрямо настаивая на своей победе, так как всегда Оно одерживало победу.., но Билл почувствовал, что скорость его уменьшается, и гротескный образ пришел ему в голову: язык Оно, покрытый живыми каплями слюны, надувается, как толстый валик, лопающийся, истекающий кровью. Он видел, как он сам цепляется зубами за кончик этого языка, кусая и разрывая его время от времени, лицо его погружается в сукровицу, которая и есть кровь Его, утопая в Его мертвящем зловонии, но удерживаясь, удерживаясь каким-то образом, в то время как Оно боролось со слепой болью и яростью, чтобы он снова не стал рвать язык.

(Чудь, это Чудь, стой, смелее, будь стойким, стой за своего брата, за друзей; верь, верь во все вещи, в которые ты когда-то верил, верь, что, если ты скажешь полисмену, что ты потерялся, он доставит тебя домой в целости и сохранности, что есть Сказка о Зубе, который живет в гигантском глазурованном замке, и Санта Клаус на Северном полюсе, который делает там игрушки с троллями и эльфами, и что Полночный Капитан может быть реальностью, да, может быть, несмотря на Кальвина и старшего брата Кисеи Кларка Карлтона, говорящего, что это все – детский бред; верь, что твои мать и отец снова тебя любят, что храбрость возможна и слова будут гладко литься все время; нет больше неудачников, не нужно съеживаться от страха в земляной яме иназывать ее штабом, не нужно больше плакать в комнате Джорджи от бессилия и невозможности спасти его, верь в себя, верь в огонь этого желания.) Неожиданно он начал смеяться в темноте, но это был не истерический смех, а смех изумления.

О, ЧЕРТ, Я ВЕРЮ ВО ВСЕ ЭТИ ШТУКИ!
– кричал он, и это была правда; даже в одиннадцать лет он мог понять, что иногда все оборачивается смешной стороной. Свет мерцал вокруг него. Он поднял руки над головой и поднял голову и вдруг почувствовал, что какая-то сила пронизывает его с ног до головы.

Он услышал, что Оно опять заорало.., и неожиданно его стало тащить обратно, на ту дорогу, по которой он пришел. Он все еще мысленно представлял, как его зубы вгрызаются в странную плоть языка, сжимаются в гримасе старухи-смерти. Он летел сквозь тьму, ноги волочились следом, а шнурки его старых башмаков развевались как победное знамя; ветер этой пустоты свистел в его ушах.

Он пролетел мимо Черепахи и увидел, что та спрятала голову в панцирь; голос ее был глухим и искаженным, будто даже панцирь, в котором она жила, был сам по себе вечностью:

– Неплохо, сынок, но я бы закончила это сейчас, не давай Ему исчезнуть, энергия имеет свойство рассеиваться, ты знаешь? знай, что то, что можно сделать в одиннадцать лет, может не повториться больше никогда.

Голос Черепахи слабел, слабел, слабел. Была только мчащаяся темнота.., а затем русло циклопического тоннеля.., запах времени и разложения.., паутина на его лице, как гниющая пряжа в логове.., рассыпающиеся кирпичи, запачканные.., пересечения времени, всюду темнота, лунные шары – все исчезло, а Оно вопило и вопило: