Оно

Кинг Стивен

В 7.10 главная радиостанция Бангора передала первое погодное предупреждение. Взрыв на электрогенераторе Братьев Трэкеров вырубил все электричество на Канзас-стрит около Барренса. В 7.17 огромный старый клен на Олд-Кейп за Барренсом упал с чудовищным треском, сравняв с землей магазин «Найт-Оул» на углу Мерит-стрит и Кейп-авеню. Престарелый хозяин Рэймонд Фогарти был убит опрокинутым охладителем пива. Это был тот самый Рэймонд Фогарти, священник Первой Методистской Церкви в Дерри, который проводил обряд захоронения Джорджа Денбро в октябре 1957 года. Клен повредил линии электропередач, и электричество отключилось и в Олд-Кейпе и в более фешенебельном районе Шербурн-Вудс, который расположен за Олд-Кейпом. Часы на часовне Баптистской Церкви не били ни шесть часов, ни семь. В 7.20, через три минуты после того, как упал клен, и через час пятнадцать минут после того, как все туалеты и канализационные трубы неожиданно прорвались, часы на башне пробили тринадцать раз. Через минуту бело-голубой удар молнии попал в часовню. Хизер Либби, жена священника, которая как раз в это время смотрела из окна кухни, сказала, что «часовня взорвалась так, будто ее до этого хорошенько начинили динамитом». Белые доски, балки и перекладины, часы швейцарской

работы – все это было выброшено на улицу. Остатки часовни быстро сгорели, а затем были смыты дождем, очень похожим на тропический ливень. Улицы, ведущие вниз к окраинной зоне магазинов, пенились и струились. Подъем воды в Канале под Мейн-стрит был постоянным, и это заставляло людей беспокоиться. В 7.25, когда Баптистская Часовня взорвалась с грохотом, который отозвался во всех уголках Дерри, дворник, приезжающий в Вэлли-Спа каждое утро, кроме воскресений, подметать улицы, увидел нечто такое, что заставило его мчаться с криками по улице. Этот парень был алкоголиком с первого семестра в Университете Мэна и в течение одиннадцати лет получал за свою работу гроши – его реальная плата заключалась в том, что он мог допивать из кружек все пиво, которое оставалось в баре. Ричи Тозиер мог помнить его, а мог и не помнить, это был Винченцо Карузо Талиендо, больше известный среди своих одноклассников под именем Сопля Талиендо. Когда он мел улицу в это апокалиптическое утро в Дерри, подходя все ближе и ближе к вожделенной зоне, где было семь пивных бочек, он увидел, что все эти семь – три «Бада», два «Наррагансетта», один «Шильтц» (больше известный пьяницам Вэлли как «Слитц») и один «Миллер Лайт», – наклонились вперед, как будто семь невидимых рук толкнули их. Пиво потекло из них ручьями бело-золотой пены. Вине побежал вперед, думая не о фантомах или привидениях, а о том, что его утренняя зарплата уплывает в канализацию. Затем он остановился, глаза его вылезли из орбит, и душераздирающий крик прорезал пустую, пахнущую пивом улицу возле Вэлли-Спа. Вместо пива хлынула яркая артериальная кровь. Она вытекала из хромированных труб и бежала маленькими ручьями по обе стороны бара. Потом из кранов пивных бочек стали вываливаться волосы и куски плоти. Сопля Талиендо в трансе смотрел на все это, не имея больше сил даже заорать. Затем раздался приглушенный взрыв, будто взорвалась пивная кружка под прилавком. Все дверцы шкафов в баре моментально раскрылись. Зеленоватый дым, как после взрыва фокусника-мага, стал расползаться по помещению как раз из этих шкафов. С Сопли было достаточно. Крича, он припустил по улице, которая стала сплошным каналом. Он упал на спину, встал, с ужасом оглянулся назад. Одно из окон бара вылетело с шумом, как от выстрела. Осколки стекла просвистели мимо головы. Спустя минуту взорвалось другое окно. Но опять, как по волшебству, его не задело.., но тут он решил, что как раз пришло время навестить сестру в Истпорте. Он сразу пустился в путь, и это путешествие по улицам Дерри и за пределы Дерри достойно отдельной саги.., но нужно лишь сказать, что он благополучно вышел из города. Другим не так повезло. Алоизиус Нелл, которому стукнуло 77, сидел со своей женой в скромной гостиной у себя дома на Стрэфем-стрит, наблюдая за начавшимся штормом. В 7.32 он пережил роковой удар. Жена рассказывала его брату через неделю, что Алоизиус уронил чашку кофе на колени, сел совершенно прямо, с широко раскрытыми глазами и закричал: «.Сюда, сюда, моя девочка! Какого черта ты думаешь, мы делаем? Довольно! Прекрати болтовню, иначе я сниму твои шта-нишки-и-и-и...» Потом он упал с кресла прямо на чашку кофе. Моурин Нелл, которая знала, как плохо было у него с сердцем последние три года, сразу же поняла, что с ним совсем плохо, и, расстегнув ему воротник, она побежала к телефону, чтобы вызвать отца Макдауэлла. Но телефон не работал. Он издавал только пронзительный писк, как полицейская сирена. И хотя она знала, что это пахнет богохульством и что она ответит за это перед Святым Петром, она попыталась совершить над ним обряд сама, будучи уверена, что Бог поймет, если даже Святой Петр не поймет. Алоизиус был хорошим человеком и хорошим мужем, а то, что он слишком много пил, – так это виновата его ирландская натура.

В 7.49 целая серия взрывов сотрясла Городской центр, который стоял на том месте, где когда-то был чугунолитейный завод Кичнера. Никто не пострадал, потому что Центр открывался не раньше 10.00, а пятеро дворников приезжали только к 8.00 (тем более в такую погоду вряд ли кто-либо из них высунул нос из дверей).

Целая армия исследователей после всего случившегося отмела мысль о саботаже. Они предполагали – довольно туманно, – что причиной взрывов была, возможно, вода, которую засосало в электрическую систему Центра. Каковы бы ни были причины, никто не собирался ходить за покупками в Центр уже надолго. Один взрыв почти полностью уничтожил ювелирный магазин Заля. Бриллиантовые кольца, браслеты, нити жемчуга, свадебные кольца, часы «Сейко» разлетелись вокруг кучей ярких сверкающих безделушек. Музыкальный автомат пролетел по всему восточному коридору и приземлился в фонтане за Пенни, где быстренько сыграл мелодию из «Истории любви», пока окончательно не замолчал. Тот же самый взрыв проделал дыру в мороженице «Баскин-Роббинс», и ледяной кисель из тридцати коробок мороженого потек по всему полу. Взрыв сорвал крышу с Сиэрс, и ветер понес ее, как бумажного змея. Она пролетела тысячу ярдов, полностью уничтожив силосную яму фермера по имени Брен Киллгалон. Его 16-летний сын выскочил на улицу с фотоаппаратом «Кодак», принадлежавшим его матери, и снял эту картину. «Нэшнл Энуааре» заплатил за снимки 60 долларов, на которые мальчик купил две цепи для своего мотоцикла «Ямаха». Третий взрыв раздался внутри галантерейного магазина «Хит и Мисс», выбрасывая горящие юбки, джинсы и нижнее белье на залитую водой стоянку для автомобилей.

И последний взрыв вскрыл филиал Фермерского банка Дерри, как гнилую коробку печенья. Часть крыши банка тоже была снесена. Сигнализация звенела без устали, пока автоматическая система безопасности не отключилась через четыре часа. Деловые контракты, банковское оборудование, депозитные счета и разные бланки поднялись в небо и разлетелись по ветру. И деньги: в большинстве десятки и двадцатки, потом пятерки и банкноты по 50 и 100. Больше 75.000

долларов улетели на ветер, как показали банковские отчеты впоследствии...

Правда, позже, после массовой встряски в исполнительной структуре банка, строго по записям, конечно, выяснилось, что там было около 200000 долларов. Женщина по имени Ребекка Полсон из Хэйвен-Виллэджа нашла 50-долларовую банкноту, лежащую на коврике у задней двери, две двадцатки в птичьем домике и одну сотню, прилепившуюся к дубу на заднем дворе. Она с мужем использовали эти деньги для очередного взноса на машину. Доктор Хэйл, врач на пенсии, который жил на Западном Бродвее почти пятьдесят лет, был убит в 8.00 утра. Доктор любил хвастаться тем, что он в течение 25 лет в одно и то же время совершает прогулку в две мили от своего дома на Западном Бродвее, вокруг Дерри-Парка и начальной школы. Ничего не могло остановить его – ни дождь, ни снег, ни холод, ни зной. И в это утро, 31 мая, он собирался сделать то же самое, несмотря на обеспокоенное ворчание своей экономки. Его последними словами в этом мире было сказанное через плечо, когда он шел к парадной двери, натягивая шляпу на уши: "Не будь такой дурой, Хильда. Ничего особенного, какой-то дождь. Ты бы увидела в 57 году! Вот этобыл ураган!" Когда доктор повернул на Западный Бродвей, крыша люка около распивочной Мюллера неожиданно поднялась, как ракетоноситель, и снесла голову доктору так быстро и аккуратно, что он прошел еще три шага, прежде чем свалился мертвый на дорогу. А ветер продолжал усиливаться.

7

Под городом/4.15 вечера

Билл вел их по темному туннелю час или полтора, а потом, скорее с удивлением, чем с испугом, заметил, что впервые в жизни он потерял дорогу.

Они еще слышали глухой шум воды в канализации, но акустика была такая, что невозможно было сказать, откуда идут звуки, – то ли снизу, то ли сверху, то ли справа, то ли слева, то ли сзади, то ли спереди. Спички все кончились. Они потерялись в темноте.

Биллу было страшно, очень страшно. Разговор с отцом в магазине не выходил у него из головы. Десять фунтов документов просто испарилось... Мое мнение такое: кто-то не хочет, чтобы узнали, куда ведут эти проклятые трубы и почему.., там полная темнота, жуткая вонь и крысы. Поэтому лучше держаться отсюда подальше. Но самое главное, конечно, то, что вы можете потеряться. Такое уже раньше случалось?

Случалось раньше, случалось раньше, случалось...

Конечно, случалось. На пути к логову Его, например, они видели гору костей с истлевшей материей на них.

Билл почувствовал панический страх, пытаясь подняться и вернуться обратно. Он толкал дверь, она поддавалась, но с трудом, и он чувствовал, что сзади есть какое-то живое существо, которое борется, извивается, стараясь вырваться. Ко всему прочему был еще немаловажный вопрос, остающийся без ответа – убили они Оно, или нет. Ричи говорил, что да, Майк говорил – да, и Эдди говорил так же. Но ему не понравилось испуганное сомнение на лицах Беверли и Стэна, когда погасли последние спички и они стали ползти обратно через маленькую дверь в этой страшной разваливающейся паутине.

– Итак, что же нам сейчас делать? – спросил Стэн. Билл услышал испуганный дрожащий голос маленького мальчика и знал, что вопрос адресован непосредственно к нему.

– Да, – сказал Бен. – Что? Черт, хоть бы фонарик был.., или даже.., свечка.

Биллу послышалось, что сзади раздалось сдавленное рыдание. Это испугало его больше, чем что-нибудь еще. Бен бы очень удивился, узнав об этом, но Билл считал этого толстяка полным запаса энергии, он считал его гораздо сильнее Ричи и не способным так быстро сдаваться, как Стэн. И если даже Бен теряет силы, то значит, что они на краю какой-то очень большой неприятности. И Билл мысленно возвращался не к скелету того парня из «Водоканала», а к Тому Сойеру и Бекки Тэтчер, заблудившимися в пещере Мак-Дугласа. Он отбрасывал эту мысль, но она упрямо возвращалась.

Что-то еще беспокоило его, но это что-то было таким большим и смутным, что его усталый мозг отказывался разбираться. Возможно, именно простота этой мысли делала ее легко ускользающей: они отпадали друг от друга. Задача, которая держала их вместе все это долгое лето, была решена. Они встретили Оно и победили Его. Оно должно умереть, как считали Ричи и Эдди, или Оно было ранено так сильно, что будет спать еще сто лет или тысячу, или десять тысяч. Они встретились с Ним лицом к лицу, видели Его в последней маске, и Оно было достаточно жутким, о, конечно, но однажды увиденное, оно уже не казалось таким страшным в своей физической форме, поэтому самое сильное оружие они у Него отобрали. Все они, в конце концов, видели пауков прежде. Это странные, незнакомые, страшные существа, и он предполагал, что они больше никогда не смогут их видеть (если мы когда-либо выберемся отсюда) без дрожи омерзения. Но паук все-таки оставался пауком. Возможно, в конце, когда будут сорваны последние маски ужаса, не останется ничего, с чем бы человеческий мозг не смог бы примириться. Это была обнадеживающая мысль. Все, за исключением (мертвые огоньки) того, что было за этим, но, вероятно, даже это невообразимое живое существо, которое корчилось сейчас за дверями к макрокосму, было мертвым или умирало. Мертвые огоньки и путешествие в черноту, к тому месту, где они были, становились уже едва различимыми, и их трудно было восстановить в памяти. Но все это было не то. Ощущение, прочувствованное, но не объясненное, заключалось в том, что их единение заканчивалось.., оно заканчивалось, но они все еще оставались в темноте. То Другое, через их дружбу, смогло сделать их больше, чем просто детьми. Но они становились детьми опять. И Билл чувствовал это, так же как и другие.

– И что теперь, Билл? – спросил Ричи, наконец прямо ставя вопрос.

– Я нннне знаю, – сказал Билл.

Заикание опять вернулось, тут как тут. Он услышал, и они услышали это. И он стоял в темноте, вдыхая запах их растущей паники, поражаясь, сколько еще пройдет времени, прежде чем один из них – наиболее вероятным было, что это будет Стэн, – поставит вопрос ребром: Почему ты не знаешь? Ведь это ты втянул нас во все это!

– А что с Генри? – с трудом произнес Майк. – Он еще там или нет?