Оно
Шрифт:
Беверли действовала на автомате. Вложила металлический шарик в пяту, растянула резинку. И хотя боли в левой руке не чувствовалось, она увидела, как из раны, пробитой в коже этой тварью, при сокращении мышц выплеснулась кровь. Беверли не стала ее стирать, подсознательно подманивая летающую пиявку.
«Черт! Мимо!» — подумала она, когда «Яблочко» щелкнуло, и металлический шарик полетел, сверкающим кусочком отраженного солнечного света. И, как позже Беверли скажет другим Неудачникам, она знала, что промахнулась, точно так же, как играющий в боулинг знает, что сбить все кегли не удастся, как только неудачно брошенный
Беверли поначалу попятилась, широко раскрыв глаза, с дрожащими губами, лицо стало пепельным. Она не отрывала взгляда от дверцы холодильника, ожидая, что еще какая-нибудь тварь унюхает или почувствует ее присутствие. Но паразиты только медленно ползали взад-вперед, как осенние мухи, которых холод лишил возможности летать.
Наконец она повернулась и побежала.
Паника черным пологом застила мысли, но полностью Беверли ей не сдалась. Держа «Яблочко» в левой руке, она время от времени оглядывалась. Кровь по-прежнему ярко сверкала на тропе и на листьях некоторых кустов. Словно Патрика на ходу мотало из стороны в сторону.
Беверли вновь выскочила на открытое пространство, к вывезенным на свалку автомобилям. Впереди увидела большое пятно крови, уже впитывавшейся в усыпанную гравием землю. Землю здесь словно взрыли, более темные полоски появились на белесой поверхности. Как будто была какая-то борьба. И от этого места уходили две бороздки, которые разделяли примерно два с половиной фута.
Беверли остановилась, тяжело дыша. Посмотрела на руку и с облегчением увидела, что кровотечение практически прекратилось, хотя кровь пятнала нижнюю часть предплечья и ладонь. Зато появилась и запульсировала ноющая боль. Знакомая боль, какую ей приходилось ощущать где-то через час после посещения стоматолога, когда начинало сходить на нет действие новокаина.
Она посмотрела на тропу, ничего не увидела, взгляд вернулся к бороздкам, которые уходили от свезенных на свалку автомобилей, уходили от свалки, тянулись в Пустошь.
Эти твари сидели в холодильнике. Они облепили Патрика, точно облепили, кровь — тому свидетельство. Он добрался до этого места, а потом
(здравствуй и прощай)
случилось что-то еще. Что именно?
И она очень боялась, что знала. Эти пиявки были частью Оно, и они пригнали Патрика к другой части Оно, как охваченного паникой бычка гонят по взгону для скота на забой.
«Сматывайся! Сматывайся, Бевви!»
Вместо этого она пошла вдоль бороздок в земле, крепко сжимая «Яблочко» в потной руке.
«Ну хотя бы позови остальных!»
«Позову… чуть позже».
Она шла и шла, земля полого уходила вниз, становилась мягче. Открытая местность вновь сменилась густой растительностью. Где-то громко застрекотала цикада. Замолчала. Комары кружили над окровавленной рукой. Беверли их отгоняла, крепко закусив губу.
Что-то лежало на земле. Беверли остановилась. Подняла. Самодельный бумажник, какие дети делали на занятиях в мастерских Общественного
Еще через пятьдесят футов нашла кроссовку. Кусты стали такими густыми, что она не могла идти по бороздкам, но не требовалось быть следопытом, чтобы находить путь по каплям и брызгам крови на листьях и траве.
След привел к крутому, густо заросшему склону. Один раз Беверли поскользнулась, ее потащило вниз, она оцарапалась об острые шипы. Новые полоски крови появились на правом бедре. Теперь она тяжело дышала, потные волосы облепили голову. Кровавый след вывел на одну из едва заметных троп, проложенных в Пустоши. Где-то рядом находился Кендускиг.
На тропе лежала вторая кроссовка Патрика, с окровавленными шнурками.
Беверли приблизилась к реке, наполовину растянув резинку «Яблочка». На земле вновь появились бороздки, уже не такие глубокие. «Потому что он остался без кроссовок», — подумала она.
Миновала последний поворот и вышла к реке. Бороздки спустились к берегу и подвели Беверли к бетонному цилиндру — одной из насосных станций. Там они оборвались. Беверли заметила, что железная крышка цилиндра чуть сдвинута.
Когда она нагнулась над цилиндром и посмотрела вниз, оттуда донеслось хрипловатое жуткое хихиканье.
Тут Беверли не выдержала. Паника, до сих пор сдерживаемая, вырвалась наружу. Беверли развернулась и помчалась к поляне, к клубному дому, подняв окровавленную левую руку, чтобы защитить лицо от хлеставших ее ветвей.
«Иногда я тоже тревожусь, папочка, — мелькнула дикая мысль. — Иногда я ОЧЕНЬ тревожусь».
Через четыре часа все Неудачники, за исключением Эдди, сидели в кустах рядом с тем местом, где пряталась Беверли, наблюдая, как Патрик Хокстеттер подходит к холодильнику и открывает его. Небо над головой потемнело от грозовых облаков, в воздухе вновь стоял запах дождя. Билл держал в руке конец длинной бельевой веревки. Вшестером они скинулись и купили веревку и аптечку первой помощи Джонсона. Билл аккуратно перебинтовал ранку Беверли.
— Ро-одителям с-скажешь, ч-что си-ильно по-оцарапалась, ко-огда ка-аталась на ро-оликах.
— Мои ролики! — воскликнула Беверли. Она про них совсем забыла.
— Вон они, — указал Бен. Они лежали неподалеку, и Беверли сама пошла за ними, прежде чем Бен, или Билл, или кто-то еще предложил бы их принести. Она помнила, что положила их на землю, прежде чем отлить. И не хотела, чтобы другие подходили к тому месту.
Билл сам привязал второй конец бельевой веревки к ручке на дверце холодильника, хотя подошли они к нему все вместе, очень осторожно, готовые убежать при первых признаках движения. Бен предложил Беверли вернуть «Яблочко» Биллу; тот настоял, чтобы она оставила рогатку при себе. Но, как выяснилось, ничего у холодильника не двигалось.