Оно
Шрифт:
Еще предположим, что Рэтбоуна найдут в городе, где его никто не знает — именно в такое место он и должен отправиться. Цумвальт добровольно поедет туда, чтобы установить личность компаньона. Посмотрит и скажет: «Нет, это не он». Рэтбоуна отпустят, и расследованию придет конец.
В этой теории остается неучтенным внезапное изменение планов Рэтбоуна, хотя становится более понятным его возвращение в контору к полудню двадцать седьмого. Он вернулся, чтобы обсудить пока неизвестную причину нарушения замыслов, и компаньоны решили обойтись без миссис Эрншоу. Потом они двинулись домой к Цумвальту. Для чего? И почему Цумвальт
Было бы неплохо проверить дом.
Я позвонил Беннету в полицейское управление Окленда.
— Не мог бы ты оказать мне услугу, Фрэнк? Позвони Цумвальту. Скажи, что вы задержали человека, который точь-в-точь отвечает описанию Рэтбоуна, и попроси прийти для опознания. Когда Цумвальт у вас появится, постарайся не выпускать его, сколько сможешь. Соври, что у задержанного берут отпечатки пальцев и снимают мерки, или еще что-нибудь в таком духе. А потом скажи, что вы установили личность, и это не Рэтбоун, принеси извинения за беспокойство, и так далее. Если протомишь Цумвальта у себя хотя бы полчаса или три четверти часа, этого будет достаточно. Еще полчаса займет у него поездка в каждую сторону. Спасибо!
Зайдя в нашу контору, я положил в карман фонарик и отправился к Четырнадцатой авеню.
У Цумвальта был двухэтажный дом двухквартирного типа, замок на парадной двери задержал меня минуты на четыре. Вторгаться в дом — не совсем, мягко говоря, законно, но, с другой стороны, я все еще работал на Цумвальта и, пока не наступила ночь, юридически оставался его представителем.
Я начал с верхнего этажа, постепенно продвигаясь вниз. Бюро, комоды, обеденные и рабочие столы, стулья, стены, двери, оконные рамы, картины, ковры, водопроводные трубы… Пришлось осматривать каждый предмет, толщины которого хватало для хранения бумаг.
Не найдя в доме ничего дельного, я спустился в подвал.
Это было большое, разделенное на две части помещение. В ближней половине на бетонном полу стоял полный доверху ящик с углем, имелось немного мебели, консервы и всякая всячина для ведения домашнего хозяйства. В задней части подвала, за гипсовой перегородкой, куда спускалась лестница из кухни, окон не было, и единственным источником света служила включенная мной голая электрическая лампочка, висящая на проводе.
Половину пространства заполнял штабель досок, с другой стороны до самого потолка громоздились ящики и бочки. Рядом с ними лежали два мешка цемента, а в углу валялись обломки мебели. Пол был сильно испачкан.
Я повернулся к штабелю. Мне не нравилась предстоящая работа — сдвигать эту груду досок в сторону, а потом возвращать на место. Но поддаваться унынию не следовало.
Вдруг за моей спиной громыхнула доска, я обернулся и увидел, как из-за бочки поднимается Цумвальт, хмуро наставивший на меня черный пистолет.
— Руки вверх, — произнес он.
Я подчинился. У меня не было при себе пистолета — не имею привычки брать его, кроме тех случаев, когда собираюсь применить. В общем, я поднял руки. Одной из них случайно задел лампочку и тут же раздавил ее в кулаке. Подвал погрузился во тьму, а я бросился в сторону. Пистолет Цумвальта полыхнул огнем…
Некоторое время ничего не происходило. Я обнаружил, что упал у дверного проема, от которого шла лестница и начиналась передняя
Началось состязание, недостаток действий в котором восполнялся изматывающим напряжением.
В подвале, где мы находились, имелись две двери. Одна, на противоположной стороне, выходила во двор, но была, вероятно, заперта. Поперек второй лежал я — в ожидании пары ног, чтобы схватить их. Где-то в темноте, с пистолетом, в котором недоставало лишь одной пули, таился Цумвальт. Судя по его молчанию, он понимал, что я еще жив.
Мне пришло на ум, что у меня есть преимущество. Я ближе к единственному реальному выходу, Цумвальт не знает, что я безоружен, и ему неизвестно, идет мне кто-нибудь на помощь или нет. Для него время крайне ценно, но так ли оно ценно для меня? Поэтому я ждал.
Не знаю, сколько прошло времени, может быть, полчаса.
Пол был влажный, твердый и очень неудобный. Осколки электрической лампочки изрезали мою ладонь, и мне никак не удавалось определить, насколько сильно она кровоточила. Вдруг с грохотом упал ящик или бочка — очевидно, Цумвальт выбрался из убежища, где поджидал меня, и я услышал, как он осторожно крадется…
Без предупреждения, из пистолета ударили две вспышки, отправив пули в гипсовую перегородку куда-то выше моих ног. Не только я изнывал от напряжения.
И вновь тишина. Я обнаружил, что стал мокрым от пота.
Затем послышалось мягкое, скользящее шуршание по земляному полу! Я представил, как Цумвальт неловко ползет на коленях, выставив перед собой пистолет, и вытянул вперед руки. Если успею нащупать его первым, у меня будет шанс.
Он появился внезапно. Мою руку задели его волосы, и я, вцепившись в них, со злостью рванул к себе все еще невидимую голову и двинул правым кулаком чуть ниже, вложив в удар все, что накопилось во мне за это время. Цумвальт упал, но я рывком поставил его на ноги, вытолкал в переднюю часть подвала и скомандовал:
— Выкапывай!
Надежнее всего было похоронить здесь. Я не знал, где именно оно лежит, но раз Цумвальт выбрал именно эту часть подвала, чтобы устроить мне засаду, то мы находимся в нужном месте.
— Сам выкапывай! — огрызнулся он.
— Ладно, — сказал я, — так и сделаю. Но у меня нет времени связывать тебя. Придется для начала тебя оглушить, чтобы копать спокойно. А ты будешь тихонько спать, пока все не закончится.
Вымазанный кровью, потом и грязью, я, должно быть, выглядел способным на все. Поэтому, как только шагнул к Цумвальту, он сдался. Вытащив из-за штабеля лопату, отодвинул бочки в сторону и начал рыть яму.
Когда появилась рука — да, человеческая рука, мертвенно-желтая в тех местах, где к коже не прилипла влажная грязь, я остановил его.
Итак, оно нашлось. Но три недели оно лежало в сырой земле, и у меня не хватило решимости на него посмотреть…
Вскоре состоялся суд над Лестером Цумвальтом, и он заявил, что убил компаньона при самозащите. А потом дал показания, что присвоил облигации Горэма при неудачной попытке возместить потери на фондовой бирже. Рэтбоун, тоже собиравшийся прихватить их, сбегая в Центральную Америку с миссис Эрншоу, заглянул перед отъездом в банковскую ячейку и ценных бумаг в ней не обнаружил. Вернувшись в контору, он обвинил Цумвальта в краже.