Опал императрицы (Опал Сисси)
Шрифт:
При условии, что вы сможете вернуться в Ишль, где господин начальник полиции Шиндлер будет счастлив вас встретить!
– Всему свое время. В данный момент речь идет о вас и вашей будущей свадьбе: через пять дней вы сделаете мою дочь очаровательной княгиней Морозини!
– На это не рассчитывайте! – отрезал Альдо.
– Пари?
– На что?
Глаза графа, холодные, как у рептилии, встретились со сверкающими глазами князя, и больше ни тот ни другой не отводили взгляда. Тонкие губы Солманского скривились в жестокой усмешке.
– На жизнь той толстухи, которую вы называете своей второй матерью, и на жизнь ее мужа. Мы – мои друзья и я сам –
Князь-антиквар весь напрягся. Вдоль позвоночника поползла струйка противного холодного пота. Он знал, что этот бессовестный человек способен без тени колебаний привести в исполнение свою угрозу и даже получит от этого свое извращенное удовольствие. Мысль о смерти, возможно, очень мучительной, которую тот уготовил для четы стариков, любимых им с детства, была для него невыносима. Однако быстро сдаваться Морозини не пожелал и попытался бороться:
– Неужели Венеция так низко пала, что чудовище, подобное вам, может беспрепятственно совершать здесь преступления, и те, кто ею правит, не вмешаются? У меня среди них много друзей...
– ...ни один из которых и пальцем не пошевелит! Не Венеция одряхлела и впала в ничтожество, а вся Италия. Здесь давно пора было появиться властному человеку, и многие это признают. Теперь закон определяют те, кто служит ему. А я имею честь принадлежать к числу его друзей. Вы тоже станете его другом с той минуты, как начнете ему повиноваться! Это более великий человек, чем любой из ваших дожей...
– Это мы еще посмотрим. Повиновение – слово, самый звук которого здешним жителям ненавистен, а что до меня, то я побрезговал бы делить с вами даже дружбу святого!
– Следует ли это понимать так, что вы отказываетесь? Берегитесь: если через пять дней моя дочь не станет вашей женой, то... ваших людей убьют не сразу, и с каждым новым днем вы станете получать от них по подарку – ухо... палец...
Это было выше сил Альдо, и он не стерпел. Охваченный слепой яростью, непобедимым желанием заставить застыть навеки это наглое лицо, заставить навеки умолкнуть этот злобный голос, он всей своей тяжестью навалился на графа. Тот не успел приготовиться к нападению, и князь опрокинулся вместе с ним на ковер, увлекая за собой поднос, который свалился с чудовищным грохотом. Сплетя сильные длинные пальцы на плохо защищенном крахмальным воротничком рубашки горле Солманского, Морозини начал его душить, наслаждаясь звуком первого вырвавшегося у графа стона. О, что за божественное ощущение чувствовать, как он бьется в твоих безжалостных руках! Но тут кто-то вмешался и принялся оттаскивать его.
– Отпустите его, Альдо, прошу вас! – умолял перепуганный Ги Бюто. – Если вы его убьете, мы все погибнем!
Слова вонзились в мозг князя осколком льда. Его руки разжались, и, медленно поднявшись, он машинальным жестом стал отряхивать брюки, даже не успев отереть платком выступивший на лбу мелкий пот.
– Простите меня, Ги! – хрипло сказал он. – Я позабыл обо всем, кроме своего желания раз и навсегда покончить с этим ходячим кошмаром! Ни за что на свете я не хотел бы причинить зло кому-нибудь из тех, кто когда-либо жил под этим кровом.
Даже не взглянув на свою жертву, которой в эту минуту старый наставник милосердно помогал подняться на ноги, Альдо вышел из гостиной, и стук захлопнувшейся двери разнесся по всему длинному коридору.
Анелька,
– Не могли бы мы минутку поговорить наедине? – спросила она.
Ваш отец высказался за вас обоих! Тем не менее позвольте мне вас поздравить: ваша ловушка была отлично расставлена. Чувствуется опытная рука, впрочем, вы и школу прошли хорошую! Я же, как дурак, снова попался на удочку вашей излюбленной роли – хрупкое создание, преследуемое всеми силами зла... Я долго гадал, что вы собой представляете в действительности, леди Фэррэлс, зато теперь у меня нет ни малейшего желания это узнать! Дайте мне пройти!
Опустив голову, она шагнула в сторону, давая ему дорогу.
Немного поразмыслив, Альдо решил одеться и выйти из дома. На лестнице он встретил Ливию, она несла наверх его вещи. Князь заметил, что глаза у нее покраснели от слез.
– Большой чемодан не трогайте, я сам потом его отнесу, – сказал он. – И... не бойтесь, Ливия! Да, мы очутились в кошмарном сне, но я обещаю вам, что мы из него выберемся.
– А наша Чечина? А Заккария?
– И они тоже! Прежде всего они!.. Но если вы боитесь, можете на время уехать к матери.
– И вы, ваше сиятельство, станете сами варить себе кофе? Когда принадлежишь к дому, дон Альдо, остаешься в нем и в хорошие дни, и в плохие. И Фульвия думает так же, как я!
Растроганный Морозини положил руку на плечо молоденькой горничной и слегка сжал его.
– Что я сделал, чтобы заслужить таких слуг, как вы?
– У человека бывают такие слуги, каких он заслуживает!
И Ливия пошла вверх по лестнице.
Уже давно стемнело, и при свете больших бронзовых фонарей у двери Морозини увидел, что дежурный чернорубашечник сменился. Но князю некогда было обращать на него внимание: на позеленевшие ступеньки вскочил Дэнан, словно вынырнул из черной воды, позолоченной отблесками фонарей.
– Дон Альдо! Пресвятая Дева! Вы вернулись? Почему же мне никто об этом не сказал?
– Потому что я предпочел никого не предупреждать. Пойдем! Сядем в гондолу, и ты отвезешь меня к дому Моретти!.. Как получилось, что ты сейчас оказался здесь? – спросил он, пока гондольер отвязывал изящный челнок от полосатого столба. – Ты больше не сторожишь палаццо Орсеоло?
– Уже два дня как нет, ваше сиятельство! Донна Адриана вернулась во вторник вечером и, когда я пришел на работу, буквально выставила меня за дверь.
– Странный способ она выбрала, чтобы тебя отблагодарить! Что это на нее нашло?
– Не знаю. Она была какая-то странная, лицо такое, словно она много плакала... Я даже не вполне уверен, что она меня узнала.
– Она была одна?
– Совершенно одна, и мне показалось, что она привезла не все вещи, какие брала с собой. Очень похоже, что у нее были неприятности...
Морозини готов был ему поверить. Он без труда угадал, что могло произойти между Адрианой и греческим слугой, из которого она мечтала сделать великого певца. Князь уже давно хорошо представлял себе возможное развитие событий: или Спиридион становится знаменитым и без труда находит себе подругу помоложе, а главное – побогаче, или же он никем не становится, но, обладая довольно привлекательной внешностью, опять-таки находит себе любовницу помоложе, а главное – побогаче! В обоих случаях несчастная Адриана, близкая к разорению, должна была остаться брошенной без лишних слов. Потому у нее и глаза красные, и выражение лица странное.