Опаленные страстью

Кэнхем Марша

Эмори массировал ее ступни, каждый палец отдельно, щиколотки, икры. Она не слышала, что он говорит, видела лишь, как шевелятся его губы; голос его доносился словно издалека. Она не вникала в смысл его слов, поглощенная ощущениями, которые вызывали его руки. И эти ощущения сводили ее с ума.

Вымыв одну ногу, Эмори принялся за вторую. Аннели вцепилась в стул и закрыла глаза, чтобы не упасть в обморок. Все тело ее было в огне.

Но сегодня Эмори почему-то не замечал этого, хотя обычно читал ее мысли. Домыв вторую ногу, Эмори пошел выливать таз. Аннели откинулась на стуле, не зная, смеяться ей, или плакать, или же выброситься из окна, до того была растеряна.

За то время, пока его не было, ей удалось привести свои нервы в порядок. Она закрыла глаза и с удовольствием слушала, как потрескивают в камине дрова. Эмори вернулся, неся в руках небольшой таз и ведро с водой. Он наполнил деревянную ванну на несколько дюймов, взял из камина раскаленные железки и бросил в таз. Вода зашипела. Эмори потрогал ее пальцем.

— Поднимайся.

— Зачем?

— Встань, пожалуйста, если не хочешь, чтобы я купал тебя, как Клеопатру, на диване.

— Купал? — прошептала Аннели.

— Это та малость, которую я могу сделать, так как не позаботился о том, чтобы нанять тебе служанку.

Он улыбнулся, но Аннели ничего не ответила, и это его озадачило.

— Послушай, ты замерзла, дрожишь, одежда твоя промокла и уже не пахнет так хорошо, как раньше. Я нашел кое-что в одном из шкафов — не бог весть что, конечно, но по крайней мере все теплое, сухое и чистое.

Аннели проследила за его взглядом и увидела на спинке стула рубаху и бриджи.

— Прошу прощения, сэр. — Аннели перешла на официальный тон. — После того, что мне пришлось вынести в эту ночь, позволить постороннему мужчине купать меня, а потом еще надеть бриджи — это было бы уж слишком.

— Постороннему мужчине? — Он скривил губы. — И это после того, что между нами было!

— Думайте что хотите. Мне все равно. А то, что произошло между нами, — ошибка. Все эти дни я не ведала, что творила. — Дрожь пробежала по ее телу. — Подумать страшно.

— И теперь ты раскаиваешься?

— Конечно, раскаиваюсь! Похищение, погоня, стрельба, угрозы… Я опозорила бабушку, не говоря уже о моей семье. Я потеряла девственность, легла на деревянном полу в таверне, а теперь вы хотите, чтобы я надела бриджи!

— Смерть филистимлянам! — мягко пробормотал он.

— Что? Что вы сказали?

Эмори поднялся. Ее губы посинели от холода, глаза лихорадочно блестели.

— Как бы то ни было, ты снимешь эту одежду. Аннели попятилась.

— Ни за что!

Он решительно шагнул к ней, но она бросилась к двери. За долю секунды он очутился рядом с ней, обнял и привлек к себе.

— Нет! — закричала она. — Отпустите!

— Я только пытаюсь спасти тебя от простуды.

— Разожгите пожарче камин, и все будет в порядке.

— Боюсь, жара только навредит тебе. Она положила руку ему на плечо.

— Пожалуйста, отпустите меня. Он еще крепче сжал ее в объятиях.

— Пока не успокоишься, не отпущу.

— Я спокойна! Я совершенно спокойна! Так спокойна, что наконец-то опомнилась! Вы никогда не выберетесь из Торки со мной. Нас поймают и посадят в тюрьму. Вы просто сумасшедший, а у меня не хватило ума не ввязываться в эту историю. Я совершила ошибку. Переоценила свои силы. Отпустите меня, прошу вас!

Он развел руки так резко, что она едва не упала.

— Никто не держит тебя. Я разбужу кучера, и он отвезет тебя в «Маннингтон»… или к Бэрримору, мне все равно. Уверен, маркиз примет тебя с распростертыми объятиями.

— Вы это серьезно?

— Почему нет? Насколько я понял, твой лорд Бэрримор охотно продемонстрирует свое благородство. А может быть, именно этого ты и добивалась?

— Н-не понимаю.

— Не понимаешь? Разве спектакль тогда, на скалах, был не для него разыгран? Поцеловать меня, разозлить его. Доказать, что ты не такая, как все богатые маленькие наследницы, которых он уже немало повидал.

Она замотала головой.

— Нет-нет, все совсем не так…

— А сегодня в таверне? Ты разыграла еще одно представление? Оставь я тебя там, оно оказалось бы очень коротким. Ты слишком быстро вернулась бы в лоно семьи. А ты хотела заставить его страдать.

— Вы так не думаете, потому что знаете, чего мне стоило остаться с вами! — Глаза ее сверкнули от гнева.

— Твоя репутация? Твоя потерянная девственность? Поверьте, мадам, вы не первая и не последняя распрощались с невинностью, прежде чем пойти к алтарю, а женихи, кстати, бывают благодарны за то, что их избавили от лишних хлопот.

Аннели замахнулась было, чтобы дать ему пощечину, но он перехватил руку и глаза его угрожающе блеснули.

— Тебе не следует этого делать!

— Почему? Вы меня ударите?

— Нет. Просто я могу не сдержаться и отправить тебя к Бэрримору еще более опытной.

— Вы намерены снова изнасиловать меня? Он поднял бровь.

— Я не знал, что изнасиловал тебя. Конечно, если ты собираешься рассказать такую историю Бэрримору, мы можем предъявить ему вещественные доказательства.

Аннели снова замахнулась на Эмори, но он опять перехватил ее руку, завел за спину и впился в ее губы с такой яростью, что у нее перехватило дыхание. Она тихонько всхлипнула и прижалась к нему. Ярость Эмори уступила место нежности, а нежность переросла в страсть. Эмори понимал, что своими словами ранил ее, и теперь пытался залечить эти раны ласками. Аннели ему не противилась и отвечала так же пылко, забыв все свои обиды. Эмори, не отрываясь от ее губ, блуждал руками по ее телу, податливому и горячему, готовому слиться с его телом. Он коснулся ее груди, тихонько сжал сосок, и Аннели застонала, проникнув языком в его дышащий жаром рот. Рука Эмори скользнула вниз, добралась до гнездышка, сквозь ткань одежды погладила его, а указательный палец проник внутрь и стал там двигаться. Аннели выгнула спину, задышала часто и тяжело, и из груди ее вырвался крик. Не в силах сдерживаться, Эмори резким движением дернул ее жакет, и все пуговицы, как бусы с порвавшейся нитки, разлетелись в разные стороны. За пуговицами последовал изорванный в клочья корсет. Горя от нетерпения, Эмори расстегнул на ней юбку — последнее препятствие, мешавшее ему полностью завладеть ее телом. Они неистово ласкали друг друга, обуреваемые единственным желанием поскорее добраться до вершины блаженства.

Эмори расстегнул бриджи. Его напряженная плоть вырвалась из плена и устремилась к гнездышку Аннели, влажному и горячему, в то время как сама она, обхватив ногами его талию, стала двигаться с ним в одном ритме. Охваченные страстью, они унеслись в заоблачные дали.

В комнате не было ни дивана, ни кровати, куда они могли бы лечь. Тогда Эмори прислонил Аннели к стене и вошел в нее с такой яростью, что оба застонали от удовольствия.

Экстаз, который Аннели испытала в таверне, не шел ни в какое сравнение с нынешним. Аннели казалось, что внутри у нее взорвались тысячи пылающих частиц, что этой восхитительной муке не будет конца. Судорога пробегала по телу Аннели, когда она услышала хриплый стон Эмори у самого своего уха. Они пришли к финишу вместе. Напряжение постепенно стало спадать, но они не разомкнули объятий, не изменили позы, словно не хотели возвращаться с неба на землю.