Опаленные страстью
Шрифт:
— Как ты меня нашел?
— Признаться, это было нелегко, мой друг. Ведь я почти не сомневался, что ты еще под верфью в Рошфоре — Что же тебя заставило усомниться? Киприани пожал плечами.
— У тебя как у кошки — девять жизней, так что я не удивился, когда услышал, что ты все еще жив. Ты очень ловко ушел сегодня от солдат. Они добрались до таверны за несколько мгновений до того, как я сам туда пришел. Это было нетрудно — и даже забавно — присоединиться к погоне и наблюдать за их смехотворными попытками поймать тебя. Мне удалось держать тебя в поле зрения только потому, что я ехал верхом и следовал за тобой через лес, где они не могли проехать. — Он махнул пистолетом в сторону окна. — И это к лучшему, ведь ничто так не волнует вашу английскую благородную кровь, как мысль о беспомощном журавле в руках кровожадных злодеев. Уже утром каждый крепкий мужчина на расстоянии ста миль, вооружившись, будет прочесывать сельскую местность в поисках тебя. Будь я уверен, что они схватят тебя, я бы просто направил их сюда, но ты слишком хитер, мой друг, а я не могу допустить, чтобы ты снова сбежал.
— Как ты узнал, что я в таверне?
— Ах, это была просто удача, месье. Просто везение, должен признаться, но у меня тоже девять жизней. Когда я узнал, что ты здесь, я просто наблюдал за дорогами, за гаванью. Как я уже говорил, я человек терпеливый, и сегодня… кого же это я видел с повязкой на глазу? — Он сделал паузу и пожал плечами. — Какой шанс, месье? Тысяча к одному? Десять тысяч к одному? Или просто судьба?
— А как ты узнал, что я в Торбее? Киприани ухмыльнулся.
— Ну-у… У каждого свои секреты, не так ли? И у каждого свой интерес. Ты поступил плохо, Олторп. Очень плохо. Эмори стиснул зубы.
— Девушка здесь ни при чем, — произнес он тихо. — Отпусти ее.
Глаза из-под тяжелых век блеснули в сторону Аннели, заставив ее сжаться в комок и опустить пониже рубашку.
— Еще как при чем! — Черные брови Киприани взметнулись вверх. — Она помогла тебе сбежать от солдат, и несколько часов кряду вы здесь занимались любовью.
Эмори снова взглянул на стол, где лежали беспечно забытые пистолеты, и услышал, как Киприани фыркнул.
— Нет, мой друг. Не советую тебе поступать столь опрометчиво. Если, конечно, не хочешь перед смертью увидеть, как я продырявлю эту красотку.
— Отпусти ее, и я скажу все, что тебя интересует, — почти шепотом произнес Эмори. Киприани усмехнулся.
— Опять все так красиво, так благородно. Я тебе не рассказывал, где научился искусству мучить людей? Это было в пустыне, в Марокко, где я видел, как мои учителя тренировались на англичанах, и получал от этого огромное удовольствие. С них снимали полосками кожу, после чего клали на песок печься на солнышке, но они лишь выкрикивали проклятия. Добиться от них признания было невозможно. Однако стоило поставить перед ними белокожую красавицу и просто прикоснуться кончиком ножа к ее щеке, руке или груди… и непоколебимые герои рассказывали все, даже больше, чем от них ожидали.
— Отпусти ее, — сказал Эмори. — Ты ведь за мной пришел.
— Мои планы несколько изменились, — заметил Киприани, наклонив голову набок. — С тех пор как я увидел ее. Ты и представить себе не можешь, на что способна женщина ради своего возлюбленного.
По знаку Эмори Аннели поднялась и встала рядом с ним. Киприани лишь ухмыльнулся. У Аннели мурашки побежали по телу от одного лишь голоса этого чудовища.
— Отпусти ее. Отпусти немедленно, или, клянусь, я вырву твое сердце голыми руками.
Улыбка по-прежнему блуждала по губам корсиканца, когда его большие пальцы ласкали затворы пистолетов.
— Многие глупцы обещали то же самое, англичанин. Всех их я заставил проглотить свои слова при последнем издыхании.
— Заставь тогда и меня, — сказал Эмори, испытывая судьбу. — Если, конечно, сможешь.
Киприани выпятил губы и шагнул в комнату, наступив своим грубым ботинком на восхитительный узор индийского ковра.
— Ты всегда был занозой в пальце, англичанин. Я это знал. Знал, что тебе нельзя доверять, с того дня как ты пришел, предлагая свои услуги империи. К сожалению, его превосходительство не захотел отвергнуть тебя, твою дружбу, ты был ему еще нужен. Время от времени ты был нужен нам всем. В умении управлять кораблем ты не знал себе равных. В наглости тоже. Кто еще смог бы подплыть к Эльбе и увезти императора из-под носа тысячи солдат? Но тогда ты ведь не думал просто так уйти, не так ли?
— О чем это ты? Киприани расхохотался.
— Пожалуйста, не строй из себя дурака. Мы перехватили твои послания в Уайтхолл. Знали, что ты предупредил своих о побеге и ждешь, когда один из военных кораблей его величества отправится в путь, чтобы перехватить заключенного. Мы знали, ты, тупой ублюдок. Мы все о тебе знали, с самого начала. Думаешь, твой лорд Каслри — единственный, у кого есть шпионы? А теперь самое приятное: они тебя объявили предателем и спустили на тебя всех собак. Какая ирония, не правда ли? Один из лучших шпионов обвиняется в измене родине!
Эмори почувствовал на спине руку Аннели, но не придал этому значения. У него не было времени обдумывать миллионы раз вопросы, приходившие на ум после того, как Киприани подтвердил, что он не был предателем.
— Однако очень хотелось бы узнать одну вещь, — продолжал корсиканец. — Почему ты все еще здесь? Почему не помчался в Лондон?
— Зачем?
— А куда еще бежать собаке, если не к хозяину? Но Бонапарт здесь. Как и ты. Ты же не думаешь, что мы позволили бы такого великого человека везти в цепях, повесить или держать в железной клетке, если бы такое пришло в голову членам вашего парламента?
Эмори скрестил на груди руки.
— Раз ты нас все равно собираешься убить, не расскажешь ли, каким образом вы намерены освободить его?
— Твое невежество меня удивляет — разумеется, если это не попытка оттянуть неизбежное, — Киприани прищурился, — и не стремление сорвать наши планы и восстановить свое доброе имя в глазах хозяина. В таком случае… — его улыбка стала зловещей, голос превратился в шипение, — в таком случае письмо все еще у тебя.
— А если даже и так?
— Если так… — Киприани бросил взгляд на Аннели, выглядывавшую из-за плеча Эмори. — Всем было бы намного легче, если бы ты просто его отдал.
— М-м… Тут у нас небольшая проблема. — Эмори развел руками; его обнаженное тело светилось белым мрамором. — Как видишь, у меня его нет. Можешь меня обыскать. Всем известно, что англичане грешат такими пороками, как благородство и честь, в то время как французы славятся совсем другими качествами. Киприани моргнул.
— Отдай письмо — и я убью девушку быстро и без мучений, обещаю тебе! А солжешь — будешь слышать ее крики из ада.
— Убьешь меня или ее — и письма тебе не видать, ты его никогда не найдешь.