Опаленные зноем. Июньским воскресным днем

Зубавин Борис Михайлович

— Пожалуй, столько же.

Он опять вышел из-за прилавка с кувшином в руках.

— Вы говорите — не отказали ни разу? — Она снизу вверх внимательно поглядела на него, когда он наливал ей из кувшина вина.

— Нет смысла, — отозвался он, вновь уходя за прилавок. — Посудите сами: какой смысл отказывать честному человеку, которому захотелось навестить братца или племянника? Хоть и откажут, то он, если не дурак, все равно навестит.

— Каким образом?

— У меня один приятель из соседнего села Семионово, некто Ференц Петрович Голомбаш — у него вино, между прочим, не хуже, чем мое, особенно красное, — так этот Ференц однажды осенью, много лет назад,

не стал дожидаться разрешения, так ему приспичило выпить на дне рождения у своего двоюродного брата, и был таков. А надо вам заметить, это было поздним вечером, и, когда пограничники приехали к месту происшествия, Ференц уже выбирался на противоположный берег, и с ним ничего не могли поделать. Правда, через три дня, а быть может, и через четыре, этого я вам точно не могу сказать, когда Ференц попытался и обратно вернуться таким же способом, пограничники подстерегли его, и ему-таки здорово досталось на орехи. Но у брата-то он все-таки попьянствовал! И все из-за того, что долго тянули с разрешением. Выдай это разрешение поживее, и он поехал бы в гости, как все люди, на мотоцикле или на поезде.

— А он и сейчас живет в этом селе?

— Куда же ему деваться? У него там дом, жена, дети, хозяйство. Он же колхозник и, должен сказать вам, очень неплохой. В Семионово его знает и стар и мал. Стоит спросить: Ференц Петрович Голомбаш, который ходил к брату на выпивку, — и дело с концом.

— А кто дает разрешение на выезд? — допивая вино, как бы между прочим спросила она.

— Это надо узнать у пограничников, — ответил виноторговец. — Я не в курсе дела. За границей у меня никого нет: ни свата ни брата, а в туристы я записываться не намерен. Вот здесь недалеко на площади штаб контрольного пункта, на вокзале сидит дежурный, они все мигом объяснят.

За дверью послышались голоса, и в подвальчик, громко смеясь, переговариваясь и стуча каблуками по ступенькам, спустилась компания мужчин и женщин. Они расселись, бесцеремонно гремя ножками стульев, за столики и потребовали три кувшина вина. Лидия Николаевна расплатилась и вышла. Полуденная жара, царящая на площади, вновь охватила ее. Но она уже не обращала на жару внимания. Все было в ней предельно напряжено. С сумкой и зонтиком в руках (плащ она еще в подвальчике уложила в сумку) Лидия Николаевна решительно направилась через площадь и скоро, миновав лавочки и магазины, отель, фонтан, стоянку автомашин, солдата-пограничника, бодро жарившегося у входа в штаб КПП под яростным солнцем, вошла в здание вокзала и у первого же встретившегося ей носильщика спросила, как пройти к дежурному офицеру пограничной службы.

Небольшой зал ожидания, который ей предстояло пересечь, с традиционными МПСовскими деревянными диванами, полукруглыми окошками билетных касс, газировщицами и мороженщицами, был полон транзитных пассажиров и решительно ничем не отличался от всех других железнодорожных вокзалов. Здесь, как и всюду, мели пол огромными мокрыми тряпками, надетыми на швабры, и была, как всюду, массивная дверь с медной, надраенной мелом ручкой и разноцветными стекляшками, над которой полукругом сияла надпись: «Ресторан». Лидия Николаевна миновала эту дверь, диваны, мороженщиц, осторожно, балансируя руками, на цыпочках обошла поломоек, гнавших перед собою огромную грязную лужу с грудой сырых опилок, и очутилась на перроне. Вагонов уже не было. Их отогнали для переформировки на запасные пути. Не было и полосатого шлагбаума, отгораживающего вход в таможенный зал, разделяющего перрон на две части. Туристы праздно разгуливали по всему перрону. Лидия Николаевна, волнуясь, увидела дверь

с надписью «Дежурный КПП» и, чуть поколебавшись, переступила порог.

Глава десятая

В этот день дежурным офицером по контрольно-пропускному пункту Чоповичей был капитан Прянишников. Весь день звонили телефоны, с товарных станций то и дело докладывали по селектору о прибытии, отправлении, начале и окончании обработок пограничными нарядами железнодорожных составов, заходили посетители с требованиями и просьбами, и Прянишников едва успевал отдавать необходимые команды и распоряжения. Проинструктировав солдат, обслуживающих перрон, он выходил вместе с ними на встречу каждого поезда. Он обычно стоял на перроне у всех на виду, не менее майора опытный в своем деле, ибо прослужил на чоповичском КПП с самого его основания, как только наши войска, преследуя фашистов, вышли на Государственную границу. За свою офицерскую жизнь он встречал и провожал такое множество поездов, что его знали как облупленного не только дежурные по станции, диспетчеры, носильщики и кассирши, но даже зарубежные механики тепловозов, приводящие в Чоповичи пассажирские экспрессы. Он тоже знал многих из них не только в лицо, но и по именам и, когда они проезжали мимо него, приветливо подносил к козырьку фуражки ладонь, и они, улыбаясь, махали в ответ руками.

Получив сообщение о том, что полуденный экспресс № 45 тронулся от границы, капитан Прянишников вышел на перрон. Перрон уже был перегорожен шлагбаумом, и возле него и у входа в таможню стояли часовые. Чуть поодаль толпилось несколько солдат для поручений, а еще подальше, под медным колоколом, стоял дежурный по станции в красной фуражке, окруженный носильщиками в серых куртках и с бляхами на груди.

Скоро тепловоз, бесшумно притормаживая, прокатил мимо всех этих группок. Механик, чуть не по пояс высунувшись из бокового окна, вытирая ладони ветошью, издали улыбался и кивал головою Прянишникову.

— О, дядя Карел пожаловал, — тоже улыбаясь, проговорил капитан, приветливо подняв руку. — Доброго здоровья, дядя Карел! Давненько не приезжал к нам.

А поезд меж тем уже остановился, и пассажиры первых пяти вагонов, отцеплявшихся в Чоповичах, поспешили со своими вещами к дверям таможенного зала.

Постояв еще немного и убедившись, что присутствие его на перроне уже необязательно и он может заняться другими делами, которые ждут его и от которых, наверное, взопрел оставленный в дежурной комнате у телефонов и селектора сержант-помощник, капитан Прянишников вошел в таможенный зал.

Там, за тремя высокими и широкими прилавками, образовывавшими гигантскую букву «п», сидели деликатные инспектора в серых мундирах и белоснежных сорочках. Полным ходом шла проверка багажа. Очереди, выстроившиеся возле прилавков, быстро таяли. Пассажиры забирали свои вещи, визу таможни и покидали зал другой дверью.

Капитан Прянишников постоял посреди зала, поглядел, как идут дела, прикинул, не нужно ли его вмешательство, и, убедившись, что здесь в нем никто не нуждается, направился в свою рабочую комнату.

В дежурной на диване сидела женщина. Сержант, уступая капитану место возле аппаратов, указал на женщину взглядом:

— К вам, товарищ капитан.

Прянишников укоризненно поглядел на сержанта, ибо женщина могла подождать и за дверью. Сержант виновато пожал плечами.

— Я вас слушаю, — сказал Прянишников, усаживаясь за стол.

— Товарищ дежурный, мне нужна виза на выезд за границу.

— Вы обратились не по адресу. Я виз не выдаю.

— Но мне нужно вернуться домой.