Опальные воеводы
Шрифт:
Но не глядел в глаза Ивану Васильевичу Шереметеву окружённый верными нукерами ширинский мурза — видел он только, как поднимается над головой русского богатыря полусаженный железный брус, московскими кузнецами кованный, на конце утолщенный, и читал супостат на этом брусе слово «смерть». Видел он на железном конце души загубленные, видел глаза убиенных и замученных, изнасилованных и в рабство проданных людей русских, мирных татар и ногайцев, мордвы и прочих людишек.
Не мог шевельнуть рукою разбойный мурза. Не выдала его отборная дружинушка, на пути русского полка сомкнула коней, страшно захрустела костями под воеводской палицей, развалилась нбстороны трупием, полетели под
Тут только опомнился предводитель ханского Правого крыла, выхватил из ножен свою заветную, голубой молнией сверкнувшую саблю, пытаясь перерубить вознесенную ввысь воеводскую руку. Но тяжёло было горе мирных жителей, в железную палицу вкованное, брызнула осколками дамасская сталь, рухнула месть замученных русских людей на голову крымчака.
Не слышал ширинский мурза, как треснуло близ него древко знамени высокое, двухсаженное, как взвизгнул под пальцами русского ратника зелёный шелк знамени Пророка и, скомканный, полетел в сёдельную суму. Не видал он, как побежал в ужасе испытанный в многочисленных набегах полк и стал усыпать поле своими телами, страшно рассечёнными.
Не до того было мурзе. Вобрала его голова людское горе тысячепудовое, вобрала в себя расколотые позвонки, провалилась сквозь седло и конский хребет, скрылась в лошадиных внутренностях. Ни земля, ни вода, ни огонь разбойника не приняли, нашёл он могилу в своем коне. Прошёл над ним русский полк, раскатал останки мурзы без почтения, на двух верстах его верных слуг-разбойничков повырубил.
Но не хотел воевода Иван Васильевич Большой сердца своих воинов местью досыта насыщать. Хотя и с трудом, остановил преследование. Стояли ещё в Диком поле сильные татарские полки, скакало на русских лавой крепчайшее в битвах ханское Левое крыло.
Уже за версту было слышно, как звенят латы воинов Буджакской орды. Тяжело били землю копыта их боевых коней, вспоенных слезами вдов и сирот молдавских и валашских, венгерских и польских, белорусских и украинских, вскормленных мясом русских людей. Солнце клонилось к западу, а на востоке стояла через всё небо туча чёрная, поднималась ввысь взбитая копытами персть Дикого поля, катилась на русский полк.
Понял Иван Васильевич, что уже ни обойти, ни обхитрить нельзя татарского военачальника и настало время принять смертный бой. Построил он свой Большой полк в пять рядов лицом к неприятелю, Салтыкова поставил вновь на правом крыле, сам на левом стал, а за спиною утвердил Сторожевой полк. И так двинулись русские шагом навстречу орде, хоть и в малом числе, но сильные мужеством.
Хитёр и испытан в сражениях был буджакский паша. Знал он боевые обычаи разных народов. Не велел он своим отрядам вперед забегать, хотел встретить русских грудью средних полков, а уж потом охватить крыльями, сильную стражу послал, чтобы противник насторону не ускользнул неведомо. Но и его усмотрение разбилось о русское молодечество.
Быстро посек Передовой полк Басманова и Зюзина татар Правой руки, что пытались бежать к главному ханскому войску. И видя, что от хана своим прямой помощи не послано, поскакали русские малым числом на войско премудрого воеводы Левой руки, как воробей на коршуна, на его крыло прянули: стали край татарской рати бить и клевать. Пришлось татарскому военачальнику свои крайние полки поворачивать да подмогу посылать, так что всё войско в поле замешалося.
Русский Большой полк уже сошелся с неприятелем на три полета стрелы. Видел воевода Иван Васильевич, что вражьи злохитрые козни рушатся, а воины Басманова в самозабвении бьются крепко, поскакал вперёд быстро, как только возможно. Крыло Льва Андреевича Салтыкова стало приотставать и назад загибаться. Вражий воевода видит — делать нечего: дал своим знак, и помчались воинства друг на друга ураганом со свистом и рёвом, сшиблись так, что земля пошатнулась.
До того плотным строем съехались полки, что не могли всадники разминуться, только ещё более стискивались там, где сверкали мечи. И долго бились, но не могли одолеть друг друга. Мало-помалу стали татары обходить и теснить крыло Салтыкова, а перед крылом Шереметева подаваться назад. Не было у паши под рукой сил, чтобы охватить Ивана Васильевича, ведь услал он их против Басманова, да и Сторожевой полк крепко левое плечо Большого полка оборонял.
Видел татарский вождь, что высоко взлетает палица Шереметева и крепко налегают за ним его воины, вот-вот прорубят насквозь весь буджакский полк. Видел он, как падают под ноги Шереметеву бунчуки храбрейших мурз, а малиновое знамя приближается. Не выдержал предводитель Левого крыла этого зрелища — пошел в отход, бросив своих, ввязавшихся в битву. За ним и остальные татары побежали врассыпную, да не всем повезло из-под меча уйти.
Усеял поле телами крепкий в битвах буджакский полк, а русские уже повернули на тех, что во множестве навалились на полк Басманова. Показали мужественные ратоборцы славный пример братской выручки: сначала Передовой полк Большому помог и неприятельские силы смешал, а потом и Большой воинов Передового от татарской лютости спас: уже окружили их неприятели и хотели всех до единого посечь. Однако были сами окружены и, не желая сдаваться, помня свои злодейства, полегли под русскими саблями на сыру землю.
Вновь собрались вместе русские ратоборцы посреди бранного поля, смог обнять брат брата и друг друга. Передовой полк крымского владыки, Правую и Левую руку его потоптали они, срубили знатных мурз великое множество и самого сердара ширинского, тысячи воинов положили на покорм воронам, сами же менее пятисот человек потеряли, хотя и были почти все ранены. И вырубили бы степных разбойников до 35 тысяч, если бы имели возможность разбитых преследовать. Но их было мало, и кругом были враги.
Поднялись старшие воеводы Шереметев, Салтыков и Басманов на большой курган и озрили даль. Глубокие синие тени лежали под курганами, кровью отливали на заходе солнца травы Дикого поля. Как стаи чёрных воронов, кружили по степи на много верст кучки крымчаков из разбросанных дневным боем полков, сходились и собирались, как волки на поживу. Маленьким островком стоял внизу русский полк. Солнце скользнуло багряным лучом по ёжику его островерхих шлемов и провалилось за горизонт.
— Заутро будет твой последний бой, — сказал Алексей Данилович Басманов.
Отсветы пламени шевелились на лицах трёх сидящих у костра воевод. Красные огоньки блестели в чёрных глазах Басманова. Страшен был лик воеводы Передового полка, разодранный мимолетной стрелой от орлиного носа до уха. Добрая улыбка бродила по лицу Ивана Васильевича Большого-Шереметева, путаясь в густой бороде и вновь карабкаясь к светлым глазам. Мертвенным был бледный лик Льва Андреевича Салтыкова.
Только что милосердные руки холопов, чиркнув ножом по ярёмной вене, прекратили мучения знатных крымских мурз, рассказавших, откуда узнали разбойники о русском воинстве у себя в тылу.
— Нет, это писари, им же государь зело верит, а набирает не от шляхетского рода, не от благородного, но от простого всенародства, это всё писари! — бормотал, захлебываясь, Лев Андреевич. — Не может быть, чтобы государь сам…
Басманов, казалось, с сожалением глянул на Салтыкова и вновь сказал, обращаясь к Шереметеву: