Опальный капитан. Спасти Новую Землю
Шрифт:
Тут меня было не смутить: на эту тему наш лектор по планетарным классификациям рассуждал на одном из самых первых занятий.
— Ученые долгое время не могли определить, относятся ли ее обитатели, миенги, к гуманоидам, — «отбарабанил» я. — С одной стороны, строение их тела в целом напоминает человеческое, с другой же, наличие двух пар рук и двух пар глаз несколько портит картину. Поэтому долгое время категорию записывали как «2/3», что в результате начали читать как «две трети». Прочтение, хоть и неправильное, так и закрепилось.
Я ожидал, что «экзаменатор» будет удовлетворен правильным ответом. Ответ он и не оспаривал, но вот смотрел на меня несколько странно, будто силился в чем-то разобраться и все никак не мог.
— Хорошо, я согласен на занятия.
Мы с тюремщиком переглянулись, и, кажется, оба с трудом удержались от вздоха облегчения.
— Какое время вам подойдет? — спросил у меня Раджер.
— Я веду группу по вторникам и четвергам с четырех до пяти. Могу приходить сюда в пять, сразу после лекций, либо делать перерыв до шести.
Варианта приезжать в тюрьму пораньше у меня не было.
— Лучше в пять, — высказался Макнэлл прежде, чем Раджер успел произнести хоть слово. — В шесть начинается смена Кортона. Вряд ли нашему юному преподавателю стоит это наблюдать. — Теперь он обращался исключительно к тюремщику.
Тот, в отличие от меня, понял, о чем идет речь, и незамедлительно кивнул, проявив неожиданную солидарность с заключенным.
Решение было принято, и я улетел, предварительно подтвердив, что снова прибуду в тюрьму в следующий вторник.
Быть может, этого признания следует стыдиться, но к моменту возвращения домой я успел практически забыть о тяготах жизни в заключении. Накопилась собственная усталость, а дорога на общественном транспорте выматывала, учитывая, что мне пришлось пересечь приличную часть нашего совсем не маленького города. Частный транспорт у меня имелся, но он предназначался для несколько иных целей. Но по иронии судьбы для них я его использовать как раз и не мог.
Дверь подъезда была заперта, открыл ее, приложив большой палец правой руки к так называемой «замочной скважине». Ничего общего со «скважиной» кружок сенсорной панели не имел, но название, насколько мне известно, сохранилось с тех давних времен, когда речь действительно шла о сквозном отверстии. Поднявшись на третий этаж, повторил процедуру с дверью собственной квартиры, а затем еще и посмотрел в глазок. Сверив с базой данных отпечаток пальца и радужку, компьютер признал меня хозяином, и дверь беззвучно отъехала в сторону, чтобы снова закрыться, едва я оказался внутри.
Некоторые использовали более новую охранную технологию, считавшуюся не такой энергозатратной для жильца. Компьютер просто сканировал внешность приближающегося к двери человека и автоматически отпирал квартиру в случае, если признавал в нем одного из хозяев или же их родных и друзей, получивших постоянный доступ. Иногда к этой системе добавлялось опознавание голоса. Но этот современный способ уже успел прославиться как не очень надежный: при определенном уровне фантазии и технологической подкованности компьютер было не слишком сложно обмануть. Так что я вместе со многими другими владельцами квартир предпочитал подождать, когда систему усовершенствуют, до той поры используя проверенные средства. Не то чтобы уровень преступности у нас зашкаливал, но, как и в любом большом городе, случалось всякое.
Свет в прихожей включался автоматически, и я приступил к тому, что нуждалось в моем руководстве.
— Температура в гостиной?
Ничего не произошло. Умный дом воспринял фразу как команду и ждал продолжения. Я раздраженно закатил глаза.
— Какова температура в гостиной? — На сей раз используется вопросительное слово.
— Девятнадцать градусов по Цельсию, — тут же ответил компьютер.
— Подними до двадцати двух.
Мой слух мгновенно уловил тихий гул заработавшего кондиционера.
— Наполни ванну. На две трети. Температура воды — тридцать семь градусов.
— Количество пены? — уточнил компьютер.
— Третий уровень. Одно
Сняв с выдвинувшейся мне навстречу полки заказанное белье, шагнул в ванную. Настало время процедуры, которую можно позволить себе лишь раз в десять дней.
В шкафчике под зеркалом много флаконов и баночек, наличие которых в ванной комнате никого не удивит, но при этом истинное их назначение мало кому известно. Достаются две такие баночки и ставятся на стеклянную полку. В одной — густая мазь малоприятного коричневого оттенка. Она щедро наносится мной на висок, постепенно спускаясь ниже, вдоль линии уха, к краю челюсти. Потом процедура повторяется со второй стороной лица. Дальше на очереди — лоб и подбородок. Положено выждать две минуты, прежде чем смывать мазь почти прозрачной жидкостью из флакона. Тщательно вытеревшись полотенцем, внимательно смотрю на себя в зеркало.
На лице начинают постепенно проявляться тонкие углубления, словно шрамы, обрамляющие его со всех сторон. Приложив к ним обе руки — большие пальцы внизу, на подбородке, средние и указательные — выше, в районе висков, медленно снимаю лицо. Точнее сказать, маску, усовершенствованную настолько, что от настоящего лица ее не отличишь — ни на цвет, ни на ощупь, ни по капелькам пота, проступающим на лбу, ни по их отсутствию в жаркую погоду. Плод идеального труда искуснейшего специалиста. И даже не одного, ибо изначальный рисунок создавал первоклассный художник, предварительно тщательно изучивший мое лицо. Мое подлинное лицо. Женское.
Глаза, понятное дело, те же, стального серого цвета, и ресницы в маске тоже собственные: не очень длинные, не завиваются кверху, в общем, не выдают свою хозяйку излишней женственностью. А вот линия бровей уже иная, вразлет, в отличие от тех, что на маске, густых и менее изогнутых. Подбородок сузился, изменилась форма носа: у маски он крупнее, крылья пошире, в то время как мой настоящий — чуть-чуть вздернутый. Цвет кожи ощутимо бледнее — не только из-за постоянного пребывания под маской, я вообще от природы не смуглая. Словом, иное лицо, иные черты, иной пол — все иное.
Из-за горячей воды, заполняющей ванну, зеркало запотело. Аккуратно опустив маску в посудину со специальным раствором, я протерла стекло рукавом и осторожно коснулась подушечками пальцев отражения собственного лба. Медленно провела рукой вниз, «по щеке». Иногда мне кажется, что я начала забывать этот образ, настолько привычным становится тот, второй.
Замдиректора тюрьмы был прав, говоря о том, что пратонцам на Новой Земле лучше иметь сыновей. Когда-то давно, во времена Второй межзвездной экспансии, люди селились небольшими группами на казавшихся пригодными для жизни планетах. Вроде бы они даже получали под это дело неплохие субсидии, поскольку таким образом земное правительство выясняло, какие из новых миров подходили для более основательного заселения. Пратон был одной из таких планет. Кислород, жидкая вода, вполне сносная для человека температура — казалось, все прекрасно. Но вскоре на планете обнаружились источники сильного радиоактивного излучения непонятной природы. Многие мигранты умерли, остальные спешно перебрались к своим собратьям, обосновавшимся на других, более благополучных звездах. И лишь позднее выяснилось, что то воздействие, которому успели подвергнуться пратонцы, возымело определенный генетический эффект, проявлявшийся исключительно у девочек. Это было не уродство, не болезнь, можно даже сказать, наоборот, подарок природы. Пратонки обладали своего рода сверхспособностями, пускай не слишком внушительными, но все же недоступными обычным людям. Способности были связаны с мозговыми функциями и проявлялись у разных женщин неодинаково. Наиболее распространенным вариантом был телекинез. Не мощный, но позволявший передвинуть не очень тяжелый предмет на десять-пятнадцать сантиметров.