Опальный капитан. Спасти Новую Землю
Шрифт:
— Что значит «двенадцать месяцев»? — вмешался здоровяк. — А тринадцатый куда подевался?
— Сказка старая есть с таким названием, — отозвался очкарик.
— На Земле — той, старой — год состоит из двенадцати месяцев, — подсказал я.
— Ух ты! А которого у них нету? — осведомился толстяк с чисто детской непосредственностью.
— У них там вообще вся система другая, — ответил уклончиво, не стремясь признаваться, что названий земных месяцев просто-напросто не знаю.
— А сколько у них дней в году?
— А сутки длиннее, чем у нас, или короче?
Пожалуй,
— Кто все эти люди? — спросил я у Раджера, вновь оказавшись в одном из служебных помещений.
Тюремщик помог мне снять «пояс безопасности», у которого была довольно-таки хитрая застежка.
— Убийцы, — просто ответил он.
— Что, все?
Я недоверчиво вытаращил на него глаза.
— В той или иной степени. Но здесь только те, у кого нет отягчающих обстоятельств, таких отправляют во вторую категорию. Рецидивисты, террористы, убийства с особой жестокостью — это все не у нас. Политические тоже. А здесь — те, у кого дела попроще.
— И что, у них такие хорошие условия? Телевизор в камере, широкий выбор курсов, обед из трех блюд?
Я кивнул в сторону кухни, мимо которой мы проходили всего пару минут назад. Нам вослед до сих пор тянулись вполне впечатляющие запахи.
Тюремщик усмехнулся с видом человека, понимающего что-то, чего не может пока уразуметь его собеседник.
— Их приговаривали не к плохим условиям, а к лишению свободы, — заметил он. — Это сурово само по себе, ты постепенно поймешь. Но вообще во «вторых» тюрьмах условия намного тяжелее.
Я задумался, пробуя проникнуться позицией Раджера, но в итоге лишь пришел к выводу, что разделить его точку зрения не могу. Для преступников, получивших срок за убийство, наказание казалось слабоватым. Мысли переключились собственно на преступников, которых я видел совсем недавно и которые так оживленно закидывали меня вопросами о далеких планетах и разумных расах.
— А этот, с очками? — не удержался от вопроса. — Он что, тоже кого-то… того?
— Дядю своего грохнул, — без особых сантиментов сообщил Раджер. — Наследство большое было. Серьезный соблазн. Кстати, неплохо, говорят, спланировал, но все же не все просчитал. Подозрение-то первым делом пало на наследников — ну и на него в том числе. А наши копы, если носом землю роют, редко когда промахиваются.
— Ну хорошо, а тот рыжий паренек, впереди сидел. С ним-то что не так? — не унимался я.
— Наркоту продал несовершеннолетнему.
Информация о каждом заключенном буквально отскакивала у тюремщика от зубов, будто он сдавал экзамен по их личным делам. Хотя на самом деле наверняка все запоминал постепенно — просто потому, что день за днем имел дело с этими людьми.
— Наркоту?!
Образ любознательного парня никак не вязался с вмененным ему преступлением. Я легко мог представить его работающим с подростками, но в качестве какого-нибудь вожатого, а никак не торговца дурманящими средствами.
Однако флегматичный кивок Раджера убедил меня в том, что он ничего не напутал.
— А почему
— Тот парень, ему лет двадцать, кажется, было, умер от передозировки, — пояснил тюремщик. — Факт торговли доказать не смогли, а вот то, что наш рыжий приятель передал ему наркотик, установили. Так что сидит за непредумышленное убийство.
«Всего лишь?» — я хотел возмутиться, но вспомнил «студента», который на наркодельца походил еще меньше, чем на убийцу, и промолчал, чувствуя, что начисто дезориентирован.
— Ну а самый здоровый? Высокий толстяк, он еще сидел за последним столом?
— А тут печальная история. — Раджер и правда заметно помрачнел. — На жену его в подъезде напал грабитель. А он как раз из квартиры спускался. Схватил этого грабителя, врезал по лицу, да и отшвырнул куда подальше. Оказалось — на лестницу, которая, значит, на улицу вела. Тот по ступенькам проехал, головой ударился и отдал концы. Ну и вот, в итоге — труп со следами побоев. Сочли чрезмерным применением силы, дескать, можно было разрулить ситуацию без жертв. С учетом смягчающих обстоятельств дали двадцать два месяца. Восемь из них он уже отсидел.
Я с округлившимися глазами прислонился плечом к невзрачной стене. В моем мозгу все более прочно укреплялся вывод, что ничего-то я не понимаю в этой жизни.
Глава 2
— Планеты можно делить на группы по самым разным признакам. Одна из наиболее распространенных классификаций, предложенная два столетия назад Георгом Файнсом, базируется на наличии или отсутствии на небесном теле жизни вообще и разумной жизни в частности.
Заключенные слушали, время от времени делая пометки в электротетрадях. Каждый использовал предпочтительный для него способ ведения записей. Одни открыли в нижней части экрана сенсорную клавиатуру, другие активировали клавиатуру виртуальную, третьи и вовсе водили по экрану пальцем, предоставляя машине затем «переводить» написанное в электронный текст.
— Категория 1 — это планеты, населенные людьми. Я говорю «планеты», но это также могут быть и спутники. Например, два наших спутника, заселенные в ходе экспансии, — Митос и Истерна. К этой же категории, естественно, относится и Новая Земля.
— И Земля — тоже? — уточнил, поднимая руку, рыжий.
— Безусловно, — подтвердил я. — Категория 2 — планеты, основное население которых составляют гуманоиды, но не люди. К ним, например, относятся Крисена и Рока.
— Рока? Никогда про такую не слышал, — удивился очкастый убийца дяди.
— У них не слишком развиты технологии, — пустился я в объяснения, — кроме того, условия плохо подходят для инопланетного туризма. Корабли других рас приземляются там крайне редко, сами же роцеанцы и вовсе не покидают свою планету. Тем не менее они считаются гуманоидами, и, соответственно, их планета классифицируется как двойка. Категория 3 — на планете обитают разумные расы, но не гуманоиды. Например, Йелонди. Кому-нибудь из вас доводилось видеть йелондцев?
Два человека вытянули руки.