Опасайтесь бешеного пса
Шрифт:
Николай же думал о юноше-мальчике и том летнем дне, когда другой человек, кстати, тоже инвалид, переслал ему заказ на некоего профессора античности, а в действительности очень большого мерзавца и растлителя старшеклассников, с которыми он встречался у себя. Какая-то в том заказе была несообразность, из-за чего Николай послал заказчика подальше. Об этом можно было бы забыть, если бы не фотография, на которой были изображены отец и сын — профессор и нынешний юный Координатор. Похоже что заказчиком, судя по всему, был тот же человек, который пас теперь Платона. Это наводило на весьма неприятные размышления.
В метро он еще несколько раз проверил наличие слежки и лишь потом поехал к себе
Нужно сказать, что и в Германии Геннадию не особенно что светило. Не говоря уже о том, что он обосновался там по полуфальшивым документам. Из России Геннадий стремительно уехал по еврейской линии, хотя ни мать, ни отец даже капли еврейской крови не имели. Иначе отец не стал бы партийным работником. Там это дело просматривали особым рентгеном. Евреем был двоюродный брат по отцу. Дядька Геннадия женился на волоокой сокурснице по имени Ревекка, и они произвели двоюродного братца Мишку. Как ни странно, этому не раз удивлялись родственники на семейных праздниках, Мишка и Геннадий с детских лет были похожими. К тому же они дружили да и жили по соседству. Правда, потом их судьбы разошлись. Мишка резво рванул в науку, а Геннадий закис в своем проектном НИИ. Несколько лет назад, когда Германия объявила, что в знак вины перед еврейским народом готова принять на полное обеспечение двести тысяч евреев из России, Мишкина жена, Наталья Ивановна Дмитренко, рожденная в тверской деревне, отнесла бумаги в немецкое консульство. Это случилось после того, как кто-то у их двери нарисовал свастику и написал рядом: «Бей жидов — спасай Россию! Дело Гитлера-Сталина победит!»
— Ну ее на фиг, эту страну! Ничего хорошего тут уже не будет, — объявила Наталья Дмитренко, — разваливается империя, дураку видно. Вся прогнила, проворовалась. Скоро только шваль тут и останется. Такой, как у нас, возможностью только ленивый не воспользуется.
— Ну, спасибо, — с шутливой серьезностью ответил тогда Геннадий. — А я-то как раз хотел вам предложить: «Ребята, давайте, обустроим Россию».
— Иди ты, Солженицын нашелся, — отмахнулся Мишка. — Тебе-то что, а мне на днях после моего выступления на защите докторской диссертант комплимент выдал: «Хороший вы, — говорит, — человек, хоть у вас и мать еврейка». Он, кстати, у нас был секретарем комитета комсомола. При советской власти.
— На каждого дурака внимание обращать!
— Да я бы не обращал, только они обращают.
Потом, правда, пришел Гольдман — сосед по площадке, с которым Мишка дружил. Оказалось, надпись сделал его шестилетний сын, обученный кем-то в детском саду.
— Этот придурок у нас в квартире все стены той же гадостью исписал! — жаловался сосед.
Но документы были поданы, а спустя пару лет пришел вызов. Однако уезжать они передумали.
— Здесь пошла пруха: один грант за другим. У меня своя лаборатория, и я в ней делаю все, что мне интересно. А там я кто буду — жалкая личность на иждивении?
Мишка всю свою сознательную жизнь присоединял одно высокомолекулярное соединение к другому и наблюдал, что из этого получится. Он был доктором наук в Институте Высокомолекулярных соединений Академии наук, что у стрелки Васильевского острова. Правда, сразу после вуза он мечтал о другом, но это проехало мимо из-за его анкеты, а теперь и вовсе забылось.
Как раз в дни, когда им пришел вызов, у Геннадия весь его бизнес рухнул, причем именно потому, что он решил от внезаконного периода первоначального накопления перейти к респектабельному законопослушному капитализму. Открыл фабрику и магазины. Ну кто мог подумать, что некий Северо-Западный торгово-промышленный банк — такая же липа,
В роскошном офисе он подписал протокол о намерениях и договор на первую ссуду. Поговаривали, что банк был теневой структурой двух магнатов — неких Беневоленского и Бельды. Однако это даже вселяло уверенность — магнатов не раз показывали рядом с различными министрами. Тем более что ссуду-то Геннадий брал у них, а не они у него. Какие это были месяцы эйфории! В Китае он закупил сырье, в Германии — лекала и подержанные станки. Десяток рабочих были посланы в ту же Германию на две недели для обучения. Оказалось, правда, что четверо едва не допились там до белой горячки, зато остальные шесть могли уверенно стать сменными мастерами.
Он и про себя не забыл. Наконец купил отличную квартиру, расселив коммуналку. Сделал ремонт, как теперь говорят, по евростандарту. Заказал мебель по индивидуальному проекту.
Первая продукция пошла в его двух магазинах очень неплохо, и он уже думал о расширении — о второй фабрике, о магазине в Москве. По его расчетам, срок окупаемости проекта исчислялся одним годом. Год — и его фабрики начнут качать чистую прибыль. Поэтому он без особой печали смотрел, с какой скоростью утекают деньги, взятые в банке. По договору банк был обязан дать ему со дня на день вторую ссуду для покрытия первой, а также для закупки новых партий сырья. И тут выяснилось, что банк ему ничего не обязан давать, а вот он — был обязан вернуть ссуду. Тот самый договор о намерениях, который он столь скрупулезно обсуждал, оказался бумажкой, никого ни к чему не обязывающей. «Я был намерен стать председателем Земного шара, да как-то передумал».
Как потом он понял, банк таким образом раздел не одного его. В день возврата ссуды остатки на счетах его фирмы арестовали, и он перестал владеть всем, что у него было. Хорошо, хоть хватило ума записать квартиру на Ольгу. Мало того, поскольку на бумаге стоимость фабрики была вдвое занижена, то изъятое имущество не покрыло и половину ссуды.
Тогда за ним и началась охота. И если бы не двоюродный брат, лежал бы Геннадий где-нибудь в бетонном основании нового дома.
— Почему бы тебе не смыться по моему паспорту? — предложил Мишка, узнав о его страданиях.
В первую минуту эта идея показалась безумной. Однако Мишка составил вполне реальный план действий.
В результате через три недели Геннадий пересек границу. Только был он теперь Михаилом Петровым. А Мишка сразу после его звонка из Берлина понес в районную ментовку заявление о пропаже паспорта.
Глава 15. Там лучше, где нас нет
Геннадия поселили в международной общаге на втором этаже двухярусной койки. Здесь в нескольких домах жили эмигранты из всех городов бывшего Союза, а заодно шриланкийские «тигры», афганцы — противники нынешнего режима, жертвы эфиопской диктатуры и разноплеменные авантюристы, каким был и он сам.
— С общаги начинают все. Наймешь маклера, он найдет пустую квартиру, — советовали опытные люди.
У него был неприкосновенный запас — десять тысяч баксов на карточке, которые он решил тронуть разве что под угрозой смерти. На полученное социальное пособие в пятьсот марок нанять маклера было невозможно. Несколько раз эмигрант из Косова, который жил с семьей в той же общаге, водил его на ночные работы в гаражи — мыть машины. Работодатель — веселый пузатый немец, приняв работу, расплачивался сразу — выдавал по двадцать марок. Эта сумма Геннадия не радовала. Он уже подумывал, не рвануть ли назад, как нежданно работа нашла его сама. Он шел в глубоком унынии по улице и вдруг услышал оклик: