Опасная игра
Шрифт:
— Я не собираюсь свалиться в обморок! — пробормотала девушка, стиснув зубы. В лице ее не было ни кровинки. И вдруг с яростью произнесла: — Я не поддамся! — Кровь мгновенно прихлынула к ее щекам. Почувствовав это, она добавила: — Скверная шутка!
Малыш неохотно выпустил Джорджию из рук, все еще не уверенный, что она не рухнет в обморок.
— Уж не хотите ли вы сказать, что мой родной отец… что Джон Милман был в ту ночь среди тех людей? — не без злости промолвила девушка. А пока она говорила, ветер немного переменился, стал сильнее, и до них вдруг донесся непонятный, тоскливый звук.
— Да, ваш родной отец, муж вашей матери, Джон Милман. Да, он был одним из той пятерки, — подтвердил Кид.
— Вы это где-то услышали, но это неправда! — закричала Джорджия. — Господи, да ведь это же должно было случиться уже после моего рождения… после того, как мы осели в этих местах… после… И вы рассчитываете, что я вам поверю?!
— Надеюсь, — выдохнул он.
— Трудную же вы взяли на себя задачку, — яростно заметила она. Да вы попросту искали, кого бы выбрать своей жертвой, а кого именно — вам плевать! Но на этот раз… — вдруг голос ее упал. — Ну скажите, почему вы решили, что я вам поверю?!
— Хорошо, постараюсь объяснить, — пообещал Малыш. — Конечно, все это случилось ночью. Я был болен, так что вы можете подумать, что мне не удалось хорошо разглядеть этих людей. Но все дело в том, что они ведь не особенно маскировались, знаете ли! В те далекие времена люди не очень-то боялись нарушать законы. Поэтому им и в голову не пришло хотя бы надеть маски или отворачиваться, когда они прикуривали! Я до сих пор помню их лица, будто это случилось только вчера. Странная вещь — память, особенно когда речь идет о больном ребенке, верно? Но я до сих пор вижу, как смеялся Турок Реминг и как ослепительно сверкали его белоснежные зубы, когда он подносил зажженную спичку другому бандиту — парню среднего роста, с выпуклым лбом и приятными чертами лица. У этого человека была ямочка на подбородке, а на нижней челюсти с правой стороны — крохотная красная метка, вроде как след от пули или родинка…
Он умолк, а девушка, облизнув сухие побелевшие губы, впилась в него глазами. Она тяжело дышала. Сердце в ее груди стучало, словно молот.
— И что вы собираетесь делать? — поинтересовалась Джорджия.
— Не знаю, — ответил Кид. — Понимаете, они ведь не стреляли… Не стреляли ни в отца, ни в мать… Не стреляли даже в старую Рыжуху и Пятнашку. Вообще не стреляли.
— Но ведь у вас нет другого способа разделаться с ним?
— Может, и так, — неопределенно ответил Малыш.
— Можете ворошить его прошлое, сколько вам заблагорассудится, но вам никогда не удастся погубить его репутацию! — окончательно овладев собой, быстро заговорила девушка. — Слишком много лет он творил только добро. Господи, да ведь отец просто наводнил ранчо теми, кого он подобрал и пригрел! Не знаю и знать не хочу, что у вас за методы, но вам никогда не удастся погубить его так же, как вы погубили тех несчастных безмозглых идиотов!
— Конечно, я понимаю. В том, что вы говорите, много правды, — признался он. — Похоже, с той ночи Милман и впрямь вел честную жизнь. Да разве я об этом не думал? Именно поэтому-то все откладывал и откладывал… — Глянув на девушку, Кид неожиданно отметил, что под ее глазами залегли синеватые тени.
— Хотите сказать, что следили за ним?
— Годами! — кивнул он. — Видите ли, именно ему принадлежал тот самый мул. И именно его дом я обнаружил первым.
Джорджия закрыла лицо ладонями, но руки ее бессильно упали.
Между тем Кид, не сводя с нее глаз, продолжал:
— Серый мул. То есть серым он был тогда, а к тому времени, когда я его разыскал, стал уже почти серебряным. На груди у него был старый шрам — след колючей проволоки. Такое не часто встретишь у мулов. Знаете, ведь они в общем-то неглупые животные…
— Блистер! — ахнула девушка. — Так это вы о старике Блистере!
Он молча кивнул.
— Но если вы отыскали моего отца первым, почему вы медлили с ним? Не потому ли, что вопреки всему были уверены, что он хороший человек?
— Я все бросил и уехал… Из-за вас.
— Из-за меня?
— Вы ведь обычно ездили на старом Блистере, правда?
— Да, именно на нем я училась ездить верхом. Он был такой спокойный. Он…
— Однажды вы ехали на нем по тропе между холмами. Как раз через эти холмы, если не ошибаюсь. На тропе столкнулись с парнем, одетым в лохмотья. На одной ноге у него был сапог, на другой — мокасин. Он отдыхал у ручья, и вы посоветовали ему заглянуть на ранчо, мол, может, ему повезет и для него найдется работа.
— Кажется, у него были синие глаза, — подхватила Джорджия. — И… — Она осеклась и почти с ужасом взглянула на Малыша, прикрыв ладонью рот. — Так это были вы!
— Да, — подтвердил Кид. — Это был я. В тот вечер я спустился в долину, подошел к вашему дому и долго следил за вами. Вы сидели в комнате, где стоит рояль. Ваша мать играла, вы пели, а ваш отец дремал в кресле. Вы были еще подростком, но в тот вечер у открытого настежь окна пели любовную песню. А там, за окном, в темноте ночи, стоял я. — Он немного помолчал, воскрешая в памяти тот далекий вечер. Потом продолжил: — И с тех пор я не раз возвращался сюда. Каждый раз по ночам. Несколько раз еще слышал, как вы пели… С того самого дня, хоть мне и было всего лишь пятнадцать, вы остались в моей памяти как что-то чудесное… Такое бывает только в детстве.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — пробормотала девушка.
— Понимаете, — усмехнулся Кид. — Вы все понимаете, даже то, чего я не говорю. И хорошо знаете что.
Они стояли друг против друга. Откуда-то издалека снова прозвучал тот же тоскливый, заунывный звук, и Джорджия вдруг заметила, что Малыш насторожился, прислушиваясь. Это у Харри-Крик мычал измученный жаждой скот.
— Что бы ни случилось, — сказал он, — вы свидетель, что я играю честно. Карты на стол, так? И, думаю, будет лучше, если вы расскажете обо всем отцу.
Глава 29
СПАСИТЕЛЬ
Солнце клонилось к закату, когда серебряный жеребец и черная кобыла замерли рядом на склоне холма. Всадники вглядывались в глубокую расщелину, на дне которой бурлил Харри-Крик. Выбравшись на волю из одного ущелья, он торопливо нес свои воды вперед, чтобы через некоторое время вновь исчезнуть в другом. Быстро темнело, но света было еще достаточно, чтобы Кид и Бад Трейнор могли разглядеть то, что происходило внизу.
Полоска земли вдоль Харри-Крик казалась живой — она шевелилась, так что можно было подумать, будто берег дышит. Там метался измученный жаждой скот — тысячи голов. И, что было хуже всего, коров с каждой минутой становилось все больше — в конце дня к водопою пришли стада с самых отдаленных концов ранчо. Они все прибывали, поодиночке и группами, неторопливо трусили вперед давно знакомыми тропами. Даже до вершины холма, откуда оба приятеля сейчас разглядывали ручей, доносилось глубокое мычание озадаченных животных, пытающихся подобраться к воде, которая была для них источником жизни.