Опасная игрушка для крутых парней
Шрифт:
– Черт! Неужели завалил? – не на шутку перепугался русский прапорщик. – Не должен…
Он приставил палец к шее плененного. Облегченно вздохнул. Пульс прощупывался четко. Живой, скотина. А хлюпиком оказался. В России мужики и не так бьют, когда сойдутся, и не валятся подкошенным снопом. А этот свалился, будто его обухом огрели.
Николаев извлек из чехла радиостанцию:
– Седой! Бурят!
– На связи!
– У меня порядок.
– Взял-таки майора?
– А куда бы он делся?
– Газ?
– Кулак.
– Живой?
– Дышит, но без сознания.
– Мы с Беком
– Давайте, задняя дверь на щеколде, откроете легко.
Приняв доклад Николаева, Седов тронул за плечо водителя:
– Харузи наш. Мы с Беком уходим. Дождись прапорщика и вези его в Гарьян. Завтра, с десяти ноль-ноль быть на установленном месте.
– Слушаюсь, господин Седой! Я подвезу вас к проему стены.
– Давай!
Высадив офицеров отряда «Z» у полуразрушенной усадьбы, Джабал вышел из внедорожника, открыл капот.
Седой и Озбек, легко открыв дверь, вошли в дом, прошли в спальную комнату. Увидев безжизненное тело Харузи, командир отряда взглянул на Николаева:
– Ты не завалил его случаем, Бурят?
– Не-е, командир. Живой, шакал. Только слабый. Знал бы, потише ударил.
– Давай к машине. Дальше мы без тебя.
– А может, остаться?
– Выполняй приказ! А ты, Бек, – повернулся Седов к Озбеку, – приведи-ка в чувство этого мерзавца. Думаю, без нашатыря не обойтись.
Николаев сказал:
– Аптечка в столовой, на стене слева.
– Ты еще здесь? – спросил Седов.
– Мне оружие и баллон вам оставить?
– У нас все свое при себе.
– Ну, тогда пошел!
– Давай.
Озбек обратился к Валерию:
– Извините, Седой, один вопрос Буряту.
– Спрашивай!
Капитан повернулся к прапорщику:
– Я смотрел полы, на них слой пыли. Как тебе удалось не оставить следов?
– Замести, Бек! Оставить мы их оставили. А как? Пылесос в обратку. В контейнер пыль со двора, распылитель кверху и вперед. Облако садится равномерно. Только до этого всю старую пыль, чтобы лишнего не было, убрать пришлось.
– Хитро!
– А ты думал?! Ладно, удачи вам, парни, пошел.
Прапорщик скрылся в саду.
Озбек принес нашатырь, от которого бывший майор тут же очнулся.
Покрасневшими глазами посмотрел на неизвестных:
– Кто вы?
Седов присел перед ним:
– Это как посмотреть. Либо твоя жизнь, либо смерть.
– Ничего не понимаю.
Разговор велся на английском языке:
– А что тут понимать, господин Харузи, ты захвачен, скажем так, в плен.
– Вы знаете, на кого подняли руку?
– А вот этого не надо. Нам все прекрасно известно о тебе. Но… в принципе, не ты нужен нам.
– А кто? Моя женщина?
– Нет. Нам нужен русский врач, которого подставили, закрыли в тюрьму, которому послезавтра должны вынести приговор и в четверг казнить.
– Но при чем здесь я?
– Чтобы освободить Владимирова, нам необходимо попасть в тюрьму.
– Вы с ума сошли? Это невозможно.
Седов усмехнулся:
– Ну почему же? С твоей помощью вполне возможно.
На физиономии бывшего майора образовалось крайнее изумление.
– С моей помощью? Но каким образом? Я не имею никакого отношения к секретной тюрьме.
– Ну, не такая уж она и секретная, раз мы знаем
– Вы русские?
– Какая разница?
– Повторяю, я не имею никакого отношения к тюрьме.
– К самой тюрьме нет, а вот к ее начальнику, такому же преступнику, как и сам, имеешь. Разве вы не встречаетесь на территории секретного объекта по вторникам каждой недели? После того, как насладишься ласками Захиры?
– Откуда вам все это известно?
– Нам еще больше известно, господин Харузи. Но достаточно прелюдий… Я предлагаю тебе выбор. Либо ты завтра проводишь меня и моего друга в дом Муамара Наджима, либо я убиваю тебя. Здесь и сейчас.
Харузи пришел в себя и сумел оценить, что попал в серьезный переплет. Эти неизвестные, обладающие, похоже, полной информацией о его делах с Наджимом, шутить не намерены. Они внушали угрозу. Но и помогать им – значит, подставить себя под пулю палача повстанцев. Он лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации и не находил его.
– Так ты поможешь нам?
Седов достал пистолет «ПСС», приведя его к бою.
– Или мне из этой бесшумной игрушки, заклеив твой поганый рот, начать всаживать в тебя пули? Сначала в ноги, это больно, сам знаешь, потом в яйца, а потом в живот, прямо в солнечное сплетение. Это еще больнее.
– Но меня все равно расстреляют, узнав, что я помогал похищению Владимирова. И пытать будут не менее изощренно, чем вы.
– Нет. Если ты поможешь нам, то пострадает лишь Наджим. Без этого не обойтись. А ты останешься в стороне.
– Каким, интересно, образом?
– Так ты решил помочь нам?
– Если вы действительно сможете сделать так, чтобы на меня не пало подозрение.
Седов кивнул, поднялся, пододвинул к Харузи кресло, сел в него.
– А ты сам подумай, сможем мы сделать это или нет. Завтра ты на своей машине доставишь нас к дому Наджима. Это в твоих силах, так как твоя машина не останавливается караулом и не досматривается. Нас часовые через лобовое стекло не увидят, и уж тем более через тонированные боковые стекла. Мы входим в дом. Тебя вырубаем, скажу откровенно, сделаем это достаточно грубо, и бросаем в подвал здания, где закрываем. Ну, а уж остальное мы сделаем без тебя. Семья Наджима будет усыплена. Сон продлится три-четыре часа, после чего жена начальника тюрьмы освободит тебя, и ты тут же поднимешь шум. Твоя легенда для руководства такова: ты спокойно, как обычно, и один, подчеркиваю один, во вторник приехал к своему приятелю. Поболтать, поиграть в шахматы, или чем вы там обычно занимаетесь. Наджим, который, что ты заметил сразу, выглядел как-то странно, нервно. Ты спросил, в чем дело, и тут начальник тюрьмы нанес тебе удар. Очнулся ты в подвале связанным. Кричал, звал на помощь, но все бесполезно. И только спустя несколько часов тебя услышала и выпустила жена Наджима. Тогда-то ты и узнал, что начальник тюрьмы, забрав Владимирова, вывез его с территории. Естественно, как патриот своей страны, а точнее, верный пес новой власти поднял тревогу, сообщил о произошедшем непосредственно в Переходный Совет или куда-то еще, что нас не волнует. В результате Владимирова похитил Наджим, которого вполне могли купить за большие деньги, а ты стал жертвой коварства предателя. Как тебе такой расклад?