Опасная леди
Шрифт:
Неужели брат, который балует ее, дарит подарки, может взорвать человека? Она с тревогой вглядывалась в его лицо. Майкл это заметил и едва не плакал от обиды. После того, что случилось с Антони, он был сам не свой. Мора скорее это почувствовала, чем поняла, выскользнула из рук Роя и кинулась к Майклу, из груди ее вырвались рыдания. Но глаза оставались сухими.
Майкл схватил ее на руки и крепко прижал к себе, зарылся лицом в ее мягкие, сладко пахнущие волосы.
– Я хочу, чтобы Антони вернулся домой... вернулся домой! – кричала она каким-то не своим голосом, громко
Майкл обвел взглядом собравшихся в комнате мужчин, и глаза его задержались на отце. Кто-то пробормотал: "Господи Иисусе".
Майкл прижимал сестренку к себе, пока она не успокоилась. Потом заглянул ей в лицо и с тревогой произнес:
– Послушай, принцесса, о том, что ты здесь слышала, никому ни слова! Никогда! Поняла? Даже другу! Иначе нас заметет полиция! Всех! И папу тоже.
Она мрачно кивнула:
– Я никому не скажу, Мики, даже маме.
Мора чувствовала, что именно это хотел услышать от нее Мики, и прочла в его глазах облегчение.
– Ты – хорошая девочка, очень хорошая. Ну а теперь пусть папа отнесет тебя в постельку. – Майкл нежно поцеловал Мору в лоб, потом в губы и спустил на пол. – Спокойной ночи, принцесса.
Отец взял Мору за руку, но, прежде чем выйти с ним из комнаты, она оглянулась и очень серьезно посмотрела на брата:
– Помни же, что я тебе сказала, Мики. Отомсти за нашего Антони! – В белой ночной сорочке, с золотистыми волосами, Мора была настоящим ангелочком.
Бенджамин с грустью взглянул на дочь. Слишком рано пришлось ей познать не самые лучшие стороны жизни.
Двадцатого июля 1960 года хоронили Антони Райана. Погребальная процессия проследовала мимо тюрьмы "Вормвуд-Скрабс", затем мимо ремонтных мастерских и дальше – к католическому кладбищу Святой Девы Марии в конце Скрабс-лейн. За гробом ехали пять автомобилей похоронного бюро и дюжины две машин с друзьями и родными. Завершала процессию полицейская машина. В ней ехал Лесли. На нем был его самый лучший костюм и, на всякий случай, наручники.
В первой машине сидела Сара, глаза ее без слез были устремлены в окно на мелькавшие мимо улицы. Они миновали Дю Кейн-роуд, с которой был вход в тюрьму "Вормвуд-Скрабс" Сколько раз Сара навещала здесь либо мужа, либо кого-нибудь из старших мальчиков. Муж ее часто с гордостью заявлял: "Чем только я не промышлял в жизни". Сыновья пошли по той же дорожке. И вот результат: ее дорогой мальчик мертв. Комок подступил к горлу.
Бенджамин участливо посмотрел на жену и ласково взял ее за руку. Она отняла руку. Это он во всем виноват, с малолетства учил детей только плохому. Поколотят их, а он еще добавит, чтобы дрались как следует.
– Среди моих сыновей нет этаких Нэнси! – любил говорить Бенджамин, что означало: "Мои ребята – крутые парни". Он таскал мальчиков по собачьим бегам, пивным, кулачным боям. Учил взламывать замки, угонять машины, воровать в магазинах... И все в таком духе.
"Что он натворил", – без конца повторяла про себя Сара. Ей нестерпимо хотелось свалить его на пол машины, надавать пощечин, причинить такую же боль,
Она изо всех сил сцепила на груди руки. Но тут взгляд Сары остановился на их единственной дочери и глаза ее ласково засветились. Эту он не посмеет тронуть. Ее Мора такая красавица! Сару распирало от гордости. Светло-русые волосы, синие глаза. Само совершенство.
Сейчас, не заплетенные в косы, ее волосы волнами падали на плечи. В затуманенных печалью глазах сверкали слезинки. Бедняжка! Как она страдает из-за случившегося! Сара перегнулась через сиденье, взяла Мору за руку и заставила себя подмигнуть ей. Наконец машины остановились и все вышли, тихо переговариваясь.
С Лесли сняли наручники.
Братья подняли гроб с телом Антони и понесли на кладбище. Главная служба и погребальная месса были совершены еще раньше в католической церкви Ее Величества в Ноттинг-Хилле. Оставалось только похоронить мальчика. Самый младший из братьев, Бенни, нес гроб вместе со старшими, а Мора, одетая во все белое, шла впереди процессии, направлявшейся к кладбищу. Так распорядился Майкл.
Отец Маккормак молча стоял у вырытой могилы. Солнце уже высоко поднялось и немилосердно жгло.
В тисовых деревьях пели птицы, но они не могли заглушить шум городского транспорта. Сильно пахло выхлопными газами. За кладбищенской оградой стояли повозки. Это приехали старьевщики из Шефердз-Буша. Суровые, молчаливые. Иными и не могли быть люди, сделавшие своей профессией сбор тряпок и костей. За главного у них был старший брат Бенджамина Райана.
Головы лошадей украшали старомодные черные султаны из перьев, возвышавшиеся над упряжью. Повозки, соответственно случаю, вычистили и вымыли.
Когда гроб с телом племянника стали опускать в могилу, Пэдди Райан смахнул слезу.
Только пчелы спокойно занимались своим делом, перелетая с цветка на цветок, – они не могли усидеть в ульях в такой замечательный летний день. Монотонно звучал голос священника.
На Лесли снова надели наручники. Мора, бледная и взволнованная, крепко держала за руку Майкла.
Полицейский, соединенный с Лесли наручником, был потрясен: подумать только, здесь были и Крейсы, и Ричардсоны, и еще много других мафиозных семейств. Они прибыли отдать последний долг брату Майкла, к которому питали особое уважение.
Заглянув в могилу, Майкл словно оцепенел. На крышке дубового гроба было большое бронзовое распятие, и надпись "I H R I" над головой Христа сверкала в солнечных лучах. Майкл пытался представить себе лицо Антони, теперь уже погруженное в вечную тьму. Он стиснул зубы, чтобы сдержать готовое вырваться рыдание. Впервые за последние несколько лет он принялся горячо молиться Святому Духу, чтобы явился и забрал душу брата, чтобы заботился о нем и защищал его. Он молился Непорочному Зачатию и Святому Антонию, покровителю всего чудесного. Молился всем святым и мученикам, которых помнил еще с тех пор, как учился в католической школе. Сегодня, каким-то непостижимым образом, он вдруг ощутил всю важность существования Бога.