Шрифт:
Когда я задумываюсь, с чего бы начать рабочий день… Глупо задумываться, если перед тобой лежит план на всю неделю. Вернее, так: когда я решаю, что в этом разлинованном еженедельнике подлежит немедленному исполнению, вмешивается телефон. Он-то знает, поэтому трубку я взял лениво:
– Да.
– Сергей Георгиевич, допрашиваете?
– спросил прокурор.
– Пока нет.
– Тогда отвлекитесь минут
С удовольствием, потому что не на происшествие ехать - пятнадцатиминутных происшествий не бывает. Небось, газетчица?
– Слушаю, Юрий Александрович.
– Сейчас к тебе зайдёт гражданка Лианова. У неё пропала взрослая дочь…
– В милицию, - почти перебил я, пытаясь уклониться от стороннего поручения.
– Уже месяц ищут. Мать ходит по инстанциям. Даже уполномоченного по правам человека посетила. Мне звонили из администрации района, просят ускорить и так далее. Сергей Георгиевич, объясните ей и успокойте.
– Но почему я?
– вырвалось у меня с ненужной запальчивостью.
– Умеете убеждать, солидность, седина…
– Да, и в очках. Но что ей сказать?
– Брошены все силы милиции. Персонально подключают капитана Палладьева.
Хотелось возразить, что капитан Палладьев ещё слишком молод, что не дело заниматься нам розыском, что у меня своих дел полно… Но капитан работал в уголовном розыске уже пять лет, прокурор обязан надзирать за милицией, а своих дел у меня будет всегда под завязку. И тон у Юрия Александровича состоял как бы из двух слоёв. Верхнего, полупросительного, поскольку розыск граждан в обязанности следователя не входит; и начальственного, ибо всё-таки прокурор района.
– Хорошо, Юрий Александрович.
Я ждал появления разъярённой тёти в возрасте. Но в кабинет скромненько вошла молодая женщина: никак не могу привыкнуть, что у таких женщин взрослые дети. Ей и сорока нет.
– Может быть, вы поможете, - вздохнула она.
Мне захотелось вздохнуть ей в ответ. Чем может помочь следователь прокуратуры, в сущности, кабинетный работник? Она рассказала о своём деле, простом, словно вычитанном из газет: двадцатилетняя дочь пошла в булочную и не вернулась. И месяц ни слуху, ни духу.
– Какая у вас семья?
– Я да Марина. Муж умер десять лет назад. Живём вдвоём в отдельной квартире. Родственников нет.
Заученными ответами Лианова опережала мои вопросы. Видимо, ей задавали их неоднократно. Среди них был главный:
– Вера Григорьевна, вам звонили?
– Кто?
– Например, тот, кто её похитил.
– Зачем он будет звонить?
– Ради выкупа.
– Какой выкуп? Работаю бухгалтером в цветочной фирме. С меня нечего взять кроме цветов.
– Розы очень дорогие, - не согласился я, что нечего взять.
По лицу женщины, у которой пропала дочь, трудно что-либо понять. Кругловатое, пожалуй, упитанное, не знаю за счёт чего, но казалось осунувшимся. Или женщина задумалась?
– Вспомнила, звонили… Через три дня, после её исчезновения. Сказали, чтобы я зря не искала, Марина жива и здорова. И всё, бросили трубку.
– Голос знакомым не показался?
– Не поймёшь какой. Не мужской и не женский. Словно утка крякнула.
Уже информация: похититель крякает. Если выкупа не просят, то нужно что-то иное. Например, услуги. Но какие услуги от рядового бухгалтера?
– Вера Григорьевна, расскажите о дочке.
– Тихая домашняя девочка. На дискотеки и в ночные клубы не ходила. Работала в аптеке, летом в садоводстве, телевизор. Марина готовилась в медицинский институт.
– А друзья?
– Дружили со школы втроём: она, Тоня Мамадышкина и Артур Терский.
– Расскажите о них.
Я глянул на часы - осталось двадцать свободных минут. Потом ко мне придут фигуранты по делу о взятке. Взяткодатель, который дал взятку; взяткополучатель, который взятку получил; и придёт сама взятка - красавица с подиума.
– Ну, Антошка - как ракета. Всё знает, везде бывает. Она в этой тройке была вроде ведущей. Работы меняет, чуть ли не ежемесячно…
– Спрашивали её о дочке?
– Конечно. Переживает, даже всплакнула, но где Марина и что с ней - ума не приложит.
Я записал адрес этой Антонины со смешной фамилией Мамадышкина. Зачем? Ведь искать не пойду хотя бы потому, что этим займётся капитан Палладьев.
– Ну а парень?
– Артур Терский, высокий красивый. По теперешним временам золото, а не молодой человек. Ни сигарет, ни алкоголя. И трудолюбив, как вентилятор.
– Чем занимается?
– Копит доллары, чтобы завести собственную туристическую фирму. А пока снимает клипы о маршрутах. И показывают клиентам перед выбором туров. Фирма за это катает его по странам.
В её голосе проступила нескрываемая теплота. Если матери нравится, то дочери тем более…
– Вера Григорьевна, у него с Мариной любовь?
– Она прямо не признавалась, но со стороны-то видно.
– Что видно?
– Липли они друг к другу.
– После её исчезновения вы говорили с этим Артуром?
– Нет, он с группой туристов в Таиланде. Нервным жестом она поправила белый шарфик, опоясывающий шею. Пожалуй, её лицо не осунулось, а обескровилось до слишком яркой белизны, как и шарф. Месяц переживала за дочку… Я мучаю разговорами, в сущности, бесплодными. Уже не разговорами, а молчанием, тоже бесплодным. И женщина не утерпела:
– Вы что-нибудь скажете?
– Скажу. Ваша дочь жива и здорова и звонок вам был, скорее всего, по её наводке.
Она смотрела недоверчиво. Мне не хотелось объяснять, как я догадался, потому что догадки следователя зовутся версиями. Частенько эти версии проверяются в суде.