Опасная любовь
Шрифт:
Такое ощущение, будто в опустевшей черепной коробке с жужжанием носилась обезумевшая муха. Это была мысль: а если Ирка ушла от него? Если он навсегда потерял ее?
Утром Шура накормила его: приготовила омлет, горячие бутерброды с сыром, налила стакан апельсинового сока, чашку кофе — все, как в американских фильмах. Ирке такой подвиг был не под силу, в лучшем случае могла бутерброды сделать да чай заварить. Но именно тогда, на кухне, где одних новейших бытовых приборов было столько, что пальцев на руках не хватило бы сосчитать, за красиво накрытым столом с вкусной едой, зажужжала в голове Аристарха страшная мысль,
А если Ирка ушла? Если он навсегда потерял ее? Навсегда, навсегда — потерял?!
Кто это спрашивал? Он сам? Или кто-то — у него?
Шура везла его в «Фокус» на своей «девятке» и всю дорогу болтала о чудесной погоде, которая вполне соответствовала ее настроению, о том, что она теперь знает, как играть жену неистового Аристарха. Откровенно предлагала после репетиции вернуться к ней, пообедать, а потом повторить то, что было ночью, или, наоборот, сначала повторить, а потом пообедать, или сочетать приятное с полезным…
Аристарх кивал невпопад, впрочем, получалось именно то, что было нужно Шуре, рассеянно улыбался, не понимая, о чем она говорит.
Погода? Какая может быть погода, если Ирка ушла из его, из их общего дома?
Репетиция? Какая, к черту, репетиция, если он, может быть, уже потерял ее навсегда?!
— Ага, — со значением сказал Борис Котляров, — вот я и засек вас на месте преступления. Пришли вместе, значит, репетировали без меня!
— А вот и неправда, — с улыбкой покачала головой Шура. — Может быть, мы у дверей встретились.
— Твоей квартиры? — уточнил Котляров.
— Клуба имени Фрунзе, бестолочь!
— Надо же, какое совпадение! То-то я смотрю, у Арика такой вид, будто он бежал за твоей машиной через весь город, чтобы вместе войти в наш замечательный клуб. Похоже, серьезная была репетиция, найдены новые творческие решения…
— Заткнись, Боря, — хмуро сказал Аристарх.
— Действительно, — покачала головой Шура. — Ты, Котляров, не имеешь представления, что можно говорить, а что нельзя.
— Ну, орлы, полетим мы или нет? — закричал, врываясь в раздевалку, Эйнштейн. — Еще парочка репетиций — и будем готовиться к премьере. Контрольных прогонов теперь нет. Прошу на сцену, господа лицедеи, прошу, прошу!
— Непременно полетим, Валерий Петрович, — с радостной улыбкой заверила главного Шура.
— Итак, напоминаю, о чем у нас идет речь, — объявил Эйнштейн, когда актеры заняли свои стулья на сцене. — Вы сидите в квартире, трое: муж, жена и любовник жены…
— А если б он был любовником мужа, — глубокомысленно заметил Котляров, — критики бы точно приняли нас за своих и мигом организовали бы гастроли на Бродвее.
— Размечтался! — сказала Шура. — У них самих туда очередь, как в женский туалет на вокзале.
— Спокойнее, не отвлекайтесь, — топнул ногой Эйнштейн. Жалобно заскрипели доски сцены под его грузной фигурой. — Продолжим. Значит, мужики крепко поддали и начинают выяснять отношения, не грубо, не оскорбляя друг друга, а вежливо. Любовник, бедный студент, Боря, внимание, не может понять, как законный муж позволяет такой красивой женщине встречаться с ним? Почему он не носит ее на руках, не дарит каждый день цветы, а равнодушен к ее проблемам и даже не пытается набить морду ему, любовнику? Это просто не укладывается в голове студента. Вспомнил, Боря?
— Да я и не забывал, — сказал Котляров.
— Отлично! А вот жене, Шура, твоя роль, ужасно скучно слушать эту пьяную болтовню. Более того, противно, что при ней обсуждают ее поведение. Ну да, она от нечего делать немного увлеклась, тайные встречи, немыслимый восторг в глазах парня, цветы и все прочее, но это всего лишь каприз! И он — там, за стенами дома, а здесь — ее крепость, надежная защита от всяких потрясений, понимаешь, Шура? Уверенность в себе! И вдруг — все смешалось. На ее глазах муж разрушает притягательность любовника, а тот разрушает надежность мужа! Она пытается прекратить этот кошмар, но они ее не слушают. И тебе, Шура, твоей героине уже не просто скучно — страшно!
— Понятно, — сказала Шура, старательно изображая на лице смертельную скуку.
— Страшно! — закричал Эйнштейн.
— Ох, батюшки, — запричитала Шура, всплеснув руками, — да чаво ж теперича делать-то?
— Каяться, — засмеялся Котляров.
— Серьезнее, друзья мои, серьезнее. Теперь Арик. Его роль, пожалуй, самая важная. Ты, Арик, — муж…
— Старый муж, грозный муж! — с обольстительной улыбкой продекламировала Шура.
— Да что с вами сегодня происходит?! — сердито закричал Эйнштейн. — Весна действует, что ли? Все, прекратили дурачиться, собрались, слушаем. Итак, муж. Умный, деловой, очень занятой человек. Ты решаешь стратегические, глобальные задачи. И вдруг понимаешь, что в стене твоей крепости появилась трещина. Жена встречается с каким-то бедным студентом. Что делать? Набить ему морду — она пожалеет или найдет другого. Запретить ей выходить на улицу, запереть в квартире — но это же несерьезно. Пригрозить, побить — и это не выход из положения. И ты приглашаешь любовника в дом, чтобы, как говорят, на пальцах разъяснить жене, что ее увлечение — опасная «романтика», за нею, кроме восторженных фраз да дешевых цветочков, ничего нет, а потерять, увлекшись ею, можно многое. Понимаешь?
— Вы каждый день это говорите, — мрачно сказал Аристарх.
— Говорю, говорю, а толку мало! Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, вникни, вдумайся, представь себя на месте мужа. Он же прекрасно знает ее, понимает, что его любимая женщина готова совершить ошибку, и сейчас жестко, страстно, четко должен убедить ее в этом. Убедить! Иначе — потеряет ее.
Аристарх вдруг с ужасом понял, что ему придется играть самого себя. Почти самого себя. В пьесе — богатый бизнесмен, он — бедный актер. В пьесе жена устала от роскоши и бесцельного существования, пытается развлечь себя тайной связью с человеком иного круга, его жена устала от бедности и однообразия и тоже пытается развлечь себя… Господи, как же все похоже! Только он, Аристарх, не пытался вежливо, аккуратно убедить Ирку в опасности ее увлечения, он злился, кричал, просил не встречаться, угрожал… Он готов был избить непрошенного толстого гостя и сделал бы это, не будь рядом шкафообразного телохранителя!
— Ну-с, поехали! — хлопнул в ладоши Эйнштейн. — Боря!
— Зачем тебе жена, зачем тебе эта прекрасная женщина, если ты даже не знаешь, о чем она думает, что чувствует? — пылко сказал Котляров. — Ты же весь в делах, весь… в деньгах!
— А не пора ли вам расходиться, мои дорогие? — холодно сказала Шура. — Время уже позднее, я устала и хочу спать.
У Аристарха потемнело в глазах. Он увидел перед собой Степана Петровича, услышал будто бы его голос. «Зачем тебе жена, зачем тебе эта прекрасная женщина, если ты не можешь обеспечить ей достойную жизнь?..» — это, конечно же это хотел сказать толстый ублюдок! И говорил, не прямо, а намеками!