Опасная охота
Шрифт:
— О, явление Христа народу, — комментирую я его приход. — А я думал, что ты давно уже дрыхнешь. Уж полночь на дворе.
— С вами ляжешь. Оформлял дело. Перед Барышевем отчитывался. Он тоже, только десять минут как домой укатил.
— Садись Саша, — приглашает его к столу Цырегорцев, который тоже находиться в одном шаге от состояния полной невесомости. — Не слушай этого невоспитанного типа. Отметим окончание дела. Скажи, ты уже дырку на мундире для ордена просверлил?
— Какой орден! Слышали бы вы, какую головомойку мне устроили. Драли, как кота в мешке. Полгода в баню теперь можно не ходить! И все, Лысый, по твоей милости.
— И что же опять у вас случилось? — не может не вставить своих пять копеек Альварес. — Все-то у вас
— Ты бы лучше молчал, террорист-недоучка, из-за тебя мне тоже досталось.
Царегорцев, который когда выпьет становится чрезвычайно добрым, что готов полюбить весь мир до безумия, усаживает Жулина и наливает ему пол стакана водки.
— Я и сам думал, — объясняет Саша, закусывая намазанным паштетом бутербродом, — что под это дело мне по звезде добавят, но видно не судьба. Теперь хорошо, если только выговор объявят, а то и вовсе могут в должности понизить. Сначала мне досталось из-за вашей взрывающейся кассеты, дескать, нашел кому доверить, но главным образом все-таки потому, что я тебе позволил этот разговор с Сорокой наедине. То есть, если бы я как следует выполнял свои обязанности, мы бы в два счета его повязали и он был бы сейчас живой и давал показания. Дорого мне теперь обойдется это твоя встреча с ним при свечах.
Жулин еще долго что-то говорит, но я его не слушаю. Если честно, то совесть у меня и вправду не чиста, и все эту пьянку я устроил только для того, чтобы отвлечься. В противном случае, я бы сегодня не заснул.
Через час все мы, за исключением непьющего Логинова, напиваемся до фиолетовых чертиков.
Логинов с трудом доволакивает Альвареса и Жулина до микроавтобуса, чтобы развести их по домам, а мы с Царегорцевым решаем остаться в конторе до утра. Павел — потому что не хочет в таком виде показываться дома, а я… а мне просто все равно, где спать. Очередная ночь вне дома. Мы выпиваем еще по рюмочке, бормочем друг другу что-то нечленораздельное и, наконец, засыпаем в больших креслах для посетителей.
Глава 5
С тех пор прошло чуть больше недели.
Прекрасное воскресное утро. Я стою на крылечке уютного деревенского домика и любуюсь открывающимися моему взору просторами.
В пятницу, как раз на восьмое марта, снова выпал снег, и сейчас погода стоит просто замечательная или как я ее называю «зимняя идеальная». То есть, с одной стороны нет слякоти, с другой — большого мороза. Так, градуса два — три ниже ноля.
Рядом по высоким береговым извилинам угадывается русло реки, за которой лежат заснеженные поля. На самом берегу стоит бревенчатая баня, из трубы которой идет дым.
Всю прошедшую неделю я работал в «Зете +», пахал как папа Карло. Благо клиенты были.
Царегорцев привел ко мне одну барышню, подозревающую своего мужа в том, что он изменяет ей с другой женщиной. Пять дней с большими перерывами и в основном по вечерам я ходил за ним по пятам, карауля его, мерз в подворотнях, пока не убедился, что клиентка оказалась правой лишь на половину. Ее супруг действительно ей изменял, только не с другой с женщиной, а с мужчиной.
Я был сам удивлен такому быстрому результату, потому что в процессе работы мне то и дело препятствовал ряд независящих от меня обстоятельств, а именно, постоянные вызовы в компетентные органы самых разных уровней и назначений. Вызовы эти осуществлялись либо посредством повестки, либо телефонного звонка, либо даже посредством визита представителей этих органов, которые, в зависимости от своего уровня развития и воспитанности, облекали их то в форму вежливой просьбы, то в форму грубого, наглого требования. Вызывали, разумеется не только меня, но и Царегорцева с Альваресом, однако на мою долю все равно досталось больше, чем им вместе взятым. За пять дней я успел по три раза побывать в ФСБ и УБОП, нанес два визита вежливости в криминальную милицию и по разочку заглянул в районную, городскую и областную прокуратуры по очереди.
Во время этих визитов у меня сложилось твердое впечатление, что все прочие преступления: насильства и грабежи, кражи и мошенничества, подделки ценных бумаг и талонов на бесплатное питание, взятки и подлоги, заражения венерическими заболеваниями и подпольные аборты, мордобои и плевки с пятого этажа на головы прохожим, словом, то неблаговидное, что нашло свое отражение в почти трех сотнях статей уголовного кодекса, все это напрочь исчезло. Иначе, как объяснить, что работники правоохранительных служб всех должностей и званий, забыв обо всем, поголовно кинулись раскручивать дело Федорова. При этом правая рука не знала, что делает левая.
Однако всех, с которыми мне поневоле пришлось общаться, сближало умопомрачительное желание узнать, откуда мы взяли кассету и кому первому пришло в голову посылать ее на телевидение. На это Царегорцев, Альварес и я отвечали, как было нами условленно заранее, кассету нам принес неизвестный мужчина среднего роста, с маленькой красной рожей и большими, буденовскими усами, в сером плаще и вязаной спортивной шапочке. Подробнее рассмотреть не успели. Пришел и оставил, никак себя не определив. Просмотрев содержание, мы сразу же отправили ее в службы, которые, как пелось когда-то в известной песне, и опасны и трудны, и в некотором роде как-то даже и не очень видны. (Мы не хотели подставлять Надежду, полагая, что с нее и так проблем хватит). Что же касается телевидения, то, должно быть, это сделал тот самый усатый тип.
Конечно, не обошлось и без вопросов касающихся ночных событий. На них я неизменно отвечал, что до того, как мы с Сорокой пришли на фабрику, мы просидели в его машине недалеко от дома Марго, надеясь, что сообщение про ее похищение окажется просто глупым розыгрышем, что она скоро появиться. Попутно строили всяческие предположения, относительно ее местонахождения, пока логические размышления не навели нас на мысль про фирму «Чезаре». Не последнюю роль сыграл тот факт, что я отчетливо слышал в трубке шум работающей вентиляции, а Сорока знал, что на вышеуказанном предприятии такая имеется. Конечно, мне по сто раз задавали одни и те же вопросы, пытаясь запутать, но я твердо держался своей версии. Сороки уже не было, и подтвердить мои слова, как, впрочем, и опровергнуть, было некому.
Но особо пытались раскрутить эту тему в УБОПе, где следователь по особо важным делам весьма прямо сказал, что считает меня причастным к перестрелке на западной окраине города. Но так как никаких улик, кроме отсутствия алиби, против меня не было, ему ничего не оставалось, как скрипеть зубами.
Другой больной темой был найденный мною пистолет. Уж очень кстати он попался у меня на дороге. Но и здесь юридически никаких претензий ко мне быть не могло. Пистолет вместе с заявлением я сразу же сдал Сороке, еще до того, как мы собрались на фабрику. О чем кстати свидетельствует его подпись на заявлении с указанием времени принятия. Однако, когда мы оказались на территории предприятия, он, учитывая исключительность обстоятельств, принял решение на время выдать его мне обратно под свою ответственность.
Ко всему прочему, какой-то умник бизнес-мент продал средствам массовой информации факт моего участия в этой истории и когда рано утром во вторник я приволокся на работу, то увидел возле «Зеты +» целую охапку журналистов с Баландиным-Христофоровым во главе. Они уже собрались было накинуться на меня как стая изголодавшихся гиен на раненную антилопу, но я, видя, припарковывающуюся к тротуару «девятку» Царегорцева, быстренько переадресовал скрипучие перья и диктофоны на него. За своего шефа я не беспокоился, так как знал, что в случае чего, он сумеет запудрить им мозги. У него был просто потрясающий талант разговаривать с этой братией. Ему бы не детективным агентством руководить, а прессекретарем при президенте работать.