Опасная охота
Шрифт:
— Долго Барышева убеждать пришлось? — адресуюсь я уже больше к Павлу, чем к Жулину, однако реакция у последнего оказывается быстрее.
— Не очень, — отвечает он. — Павел Олегович привел убедительные аргументы. Да и тот факт, что Сорока на самом деле приставлен к нам службой внутреннего надзора, тоже сыграл свою роль. Соглядатаев, знаешь, нигде не любят, даже если они и действуют во благо. А тут… тем более.
— Кстати, где он?
— Кто, Сорока? Дома, наверное. Сегодня суббота, выходной. Мы приставили к нему людей. Если что, они бы сообщили. Пока все тихо. Значит дома.
— Достала меня, Шурик, вся эта истории до чертиков. Пора заканчивать. Можешь связаться с
— Сейчас выясню. А ты пока… Пусть тебя врач посмотрит. У тебя голова в крови.
Глава 2
Не спеша я отворяю отчаянно скрипящие ядовито-зеленные двери единственного подъезда серого, сделанного из литого бетона шестнадцатиэтажного дома, возвышающегося над выпуклой, сверкающей нержавеющим металлом крышей крытого рынка «Дары природы». Игорь Сорока живет высоко, отчасти оправдывая этим свою птичью фамилию, но лифт я миную. Все мое существо протестует против этого визита и старается хоть на минуту, хоть на лишний десяток секунд оттянуть его приближение.
Подошвы ботинок становятся свинцовыми как у водолаза и еле-еле отрываются от ступенек, ноги так и норовят объявить забастовку, так что мне приходиться в самом прямом смысле заставлять их подниматься все выше и выше.
У меня перед глазами вихрем проносятся все подробности этой истории от начала и до конца. Все семь дней. Я вспоминаю, как я летел словно на крыльях по длинному коридору сгорая от нетерпения поближе познакомиться с архитектором АО «Конструктор» Александром Александровичем Ойффе, как с азартом ночного хищника караулил майора криминальной милиции Харина, затаясь возле его дома и пробирался в компании того же Игоря Сороки на фабрику «Чезаре», рискуя в любой момент получить в котелок пулю.
Почему же сейчас мне так не хочется никуда торопится? Что же случилось? Может быть оттого, что я понимаю, что Сорока во много раз опасней и Харина и тех двух мудозвонов, охранявших Маргариту? Об Ойффе я даже и не заикаюсь. Он вообще не идет с ним ни в какое сравнение.
Сорока — ловкий, решительный, коварный и предприимчивый, именно все это и делает его очень опасным. Тогда, может быть, мое нежелание объясняется страхом перед противником? Нет, чем угодно, но только не страхом. Страх во мне отсутствует. Ведь не из-за страха же я потратил столько сил и времени, чтобы уломать Жулина не вмешиваться и дать мне сорок минут для разговора с Сорокой наедине?
Я сознаю, что есть нечто вроде невидимой нити, связывающей нас. Может быть, потому что и он и я, каждый в свое время, изрядно побегали по горам под пулями боевиков, но все-таки вернулись живыми? Или же оттого, что тогда ночью мы рука об руку пробирались в бандитское логово и он помог мне освободить Маргариту? А еще раньше спас мне жизнь.
Спас, но тут же через сутки снова подставил меня, да что подставил, он, практически, отправил меня на смерть в загородной подвал Мультяна, где мне бы и закончить свой жизненный путь, если бы не одна спасительная для меня и роковая для Сороки случайность: фотография в альбоме, благодаря которой я смог вовремя разгадать его замыслы. Знала бы его мамаша, какую медвежью услугу оказала она своему сыночку, показывая мне свои семейные реликвии.
С его стороны, пригласить меня к себе на ночлег было единственной и непростительной ошибкой. Понимаю, он хотел иметь меня рядом, под рукой, чтобы втиснуть в свой план, но все это обернулось против него самого.
Да ведь и до всего этого он попытался подставить меня Харину, когда, убив Ольгу, подкинул мне пистолет. Теперь я это знаю точно — он убийца Ольги. Тогда какие тут могут быть сантименты: Сорока преступник, ничуть не лучше того же Калачева, Гливанского, Беднова и Федорова со товарищи. И никакие «благородные» мотивы не могут оправдать убийство невиновного человека.
Я смотрю на часы и по возможности ускоряю шаг. Времени осталось мало. Ровно в двадцать часов Сорока должен включить телевизор.
Холодные, серые глаза Игоря спокойно смотрят на меня, не показывая, как сильно он удивлен, видя меня живым и здоровым. Но насчет здоровья, это я немножечко загнул, но все-таки живым. Не спеша окинув своего гостя тяжелым, волчьим взглядом, он задерживается на моей забинтованной голове.
— Что с тобой, ты ранен? — спрашивает он.
— Так, пустяки. Через неделю и заметки не останется. Ты один?
— Да, один. Мать ушла к знакомым. Раздевайся, проходи в комнату.
Голос у него ровный, спокойный, начисто лишенный каких бы то ни было эмоций.
Снимаю куртку, под которой у меня только рубаха. Я специально оставил свитер на сидение ментовского уазика, чтобы Игорь не думал, что у меня под ним спрятан ствол. Снимая ботинки, стараюсь задать повыше штанины джинсов, дабы показать, что и к ногам у мене не пристегнуто по кобуре. Сорока понимает, что этот спектакль я устраиваю специально для него и в первый раз уголки его плотно сжатого рта складываются в подобие чуть заметной кривой улыбки.
Мы шествуем в большую комнату, ту самую, где Серафима Александровна показывала мне фотки.
— Чай, кофе? — интересуется он, тоном гостеприимного хозяина.
— Предпочел бы что-нибудь покрепче.
— Есть пиво, как раз две банки оставил, как чувствовал. Крепче него у меня дома ничего не бывает.
— Пиво так пиво, давай тащи.
Пока он стучит дверкой холодильника, я врубаю ящик и сразу переключаю на один из местных каналов. Ровно в восемь часов вечера канал начинает трансляцию вечерней сводки новостей.
Игорь приносит пиво и хочет что-то сказать, но я делаю ему знак помолчать и показываю на телек, дескать, давай пока посмотрим. Мои действия интригуют его. Видно, что ему становится интересно, чем все это закончится. Он молча протягивает мне банку и тоже усаживается перед экраном.
Минуты три мы потягиваем пивко и слушаем «увлекательный» рассказ заместителя губернатора по сельскому хозяйству о проблемах, стоящих перед агропредприятиями региона при подготовке к приближающимся посевным работам. «Вчера на совещании с крупнейшими производителями сельхозпродукции, — увлекшись вещает тот, — я напрямую задал им вопрос, а какого ху… то есть, простите, я хотел сказать, а почему вы…». Однако любителям сельского хозяйства не дано узнать, какой же именно вопрос задал он крупнейшим производителям сельхозпродукции и что они ему на это ответили, так как трансляция перерывается и вместо круглой, отъевшейся ряшки заместителя губернатора, на экране появляется вытянутая, худая и похожая на неправильно слепленный блин кривая рожица Никиты Баландина-Христофорова — популярного местного тележурналиста, собирателя всяческих сплетен, слухов и скандалов, ведущего программы, которая так и называется «Три С». Своей манерой вести передачу, говорить, одеваться и держаться перед камерой, он всячески пытается косить под питерского Невзорова, что ему неплохо удается. Здесь надо уточнить, что генеральным спонсером «Три С», является городская швейная фабрика «Волокно», директор которой был основным конкурентом Федорова на прошлых депутатских выборах, но не смог набрать и половины того количества голосов, что получил его соперник.