Опасно для жизни
Шрифт:
— Ты уже напробовался, хватит. Понравилось, видно. Сиди и не гавкай.
Висницкий нажал кнопку селектора.
— Серегина с командой ко мне, — приказал он.
Через десять минут в кабинет Висницкого вошли четверо респектабельного вида мужчин. А еще через несколько минут они покинули помещение уже впятером, окружив плотным кольцом угрюмого Кобыленко.
Из дверей школы с шумом и гамом выпархивали разноцветные стайки детворы.
Из неприметной, цвета «белая ночь» «девятки», припаркованной около школьного здания, за выходящими наблюдали.
— А вот и Дашенька, — констатировал один из команды Серегина, сверившись с фотографией. — Ну давай, громила, работай! — приказал он по рации.
Из стоявшей неподалеку «вольво» вышел Кобыленко и направился к группе девочек, весело щебетавших на ходу. Одна из них, в джинсовой курточке, с задорным хвостиком волос, перехваченным какой-то яркой заколкой, радостно кинулась ему навстречу. На лице Кобыленко вспыхнула целая гамма чувств — нежность, с которой он обнял девочку, моментальное напряжение от взглядов из машины, решимость.
— Косой, вперед! — приказал Серегин, внимательно наблюдавший за этой сценой.
Из «девятки» выскочил симпатяга с богатой черной шевелюрой, роскошными усами и огромными очками с зеркальными стеклами.
— Вова, — заголосил он, — какими судьбами? Это дочка твоя? Красавица! Ну как жизнь? Ты на тачке? Подвезешь?
Балагуря, симпатяга оттеснял девочку к машине. Та и не сопротивлялась, ловя завистливые взгляды одноклассниц. Кобыленко, набычась, сел за руль. Симпатяга галантно усадил Дашу на заднее сиденье, уселся рядом с девочкой. Машина тронулась. Следом отъехала «девятка».
…Около пяти вечера Сергей Николаевич присутствовал на своем рабочем месте, сосредоточенно разгадывая кроссворд.
— Шеф, вам чай подать? — раздался через селектор полуобиженный голос секретарши.
— Неси, рыбуля, — разрешил Висницкий.
Капризно надув губки, секретарша вкатила в кабинет сервировочный столик, на котором располагались фарфоровый чайник, тарелка с бутербродами, графинчик с коньяком.
— Ну, что мы такие сердитые? — благосклонно оглядывая секретаршу, спросил Висницкий.
— Не любите вы меня, — поделилась своей бедой секретарша.
— Ну, ну, девочка. — Шеф ласково залез под короткую юбку. — Просто день тяжелый.
— У вас каждый день тяжелый, — капризничала девушка.
— Вот я тебя сейчас, — пообещал Сергей Николаевич, задирая юбочку.
— Шеф, можно? — В двери кабинета стоял Серегин, деликатно отводивший в сторону глаза.
— Да, — живо отозвался тот, одернув одежду любимой секретарши.
Девушка стремительно выкатила столик из кабинета.
— Докладывай, — приказал Висницкий, отхлебывая еще не успевший остыть чай.
Серегин извлек из «дипломата» стопку бумаг, разложил их перед шефом.
— Вот сводные авизо, вот платежки.
Висницкий внимательно просмотрел документы:
— Хорошо. Рассказывай.
— Поповой позвонили в четырнадцать ноль-ноль. Сказали, что дочь похищена. В шестнадцать тридцать она передала документы.
— Условия приняты?
— Абсолютно.
— Девчонка?
— Накачали наркотой.
— Кобыленко?
— Вел себя неадекватно.
— Надо убирать.
— Уже убрали.
— Кто был в операции?
— На девчонку задействовали Косого. Парик, накладные усы, очки — полная схема. Она не опознает.
— Хорошо. Свободен. — Висницкий проводил Серегина взглядом. — Рыбуля, заходи, — проворковал он в селектор.
Если бы кто-либо посторонний проник случайно внутрь однокомнатной квартиры, расположенной на третьем этаже хрущевки в районе Новых Черемушек, этот гипотетический посетитель был бы несказанно удивлен увиденным. Правда, в двадцатиметровой комнате присутствовал и платяной шкаф, и заваленный бумагами письменный стол, и довольно широкий диван. Тем не менее комната напоминала некий передвижной пункт связи или, скажем, полевую медсанчасть, совмещенную с военно-полевой кухней. Так, на журнальном столике стоял металлический ящик, напоминавший телетайп или, вернее, прибор для снятия электрокардиограммы. Сходство усиливала и лента миллиметровки, выползавшая из щели прибора. На ленте, точь-в-точь как на кардиограмме, вырисовывались тонким писчиком разнокалиберные зубчики. Они походили на горную гряду, состоявшую или из широких холмиков, или из тонких и длинных, как пик Коммунизма, скал. Около прибора сидел Игорь Ветров, буквально вытягивая из горла прибора исчерченную писчиком ленту и жадно вглядываясь в изображение. Рядом стоял кухонный стол, за которым что-то кромсала ножом уже знакомая нам по привокзальной кафешке белокурая Наташка. Девушка поглядывала на экран маленького переносного телевизора и помешивала некое варево в пыхтящей на электроплитке кастрюльке. Рядом с архаичной плиткой располагалась вполне современная микроволновая печь. Включать звук телевизора было категорически запрещено, дабы не мешать ученому осмысливать… Что? Да Наташка и знать не хотела, что там осмысливает этот чудик. Зато она научилась понимать происходящее на экране по движению губ действующих лиц. И даже, как ей казалось, успешно справилась бы с сурдопереводом теленовостей. Почему пища готовилась в комнате? Ответ на этот вопрос все тот же мифический посетитель получил бы, пройдя на кухню, которая представляла собой химическую лабораторию.
На газовой плите стоял широкий таз с вязкой прозрачной жидкостью. В тазу была установлена здоровенная термостойкая колба. Из верхнего ее отверстия уходила ввысь толстая, словно колонна, стеклянная трубка, заполненная какими-то мелкими стекляшками. К ней присоединялась еще одна трубка, также уводившая конструкцию вверх. Внутри этой трубки бесконечными песочными часами вырисовывались округлости другой стекляшки. Эта часть сооружения известна не только химикам, но и самогонщикам под названием «обратный холодильник». Из его верхнего отверстия, изгибаясь струей петергофского фонтана, спускалась вниз уже другая трубка, которая разделялась на своем пути на две меньшего диаметра трубочки. Одна из них возвращалась к набитой стекляшками части колонны и впадала в нее, как Волга в Каспийское море. Другая же склонялась плакучей ивой к маленькой колбочке, укрепленной на соседней конфорке. Все сооружение было опутано толстыми резиновыми шлангами, достигавшими раковины. То тут, то там от него тянулись проводки, подсоединенные каким-то хитрым образом к длинным химическим термометрам. На разделочном столике подсыхала на подстеленном полотенце разнообразная химическая посуда. Роль вытяжного шкафа, непременного предмета всех химических лабораторий, выполняло открытое настежь окно. В данный момент сооружение бездействовало, и сквозь оконный проем тесное кухонное пространство заполнялось веселым весенним щебетом птиц.
Наташка взглянула на Ветрова. Тот был полностью поглощен выползавшей из прибора лентой и даже — о Господи! — ковырнул мимоходом в носу. Наташка поспешно отвернулась. Только ради Ванечки она терпит эти муки. Ну, не совсем бесплатно, конечно…
В тот день, когда Ветров был изъят из привокзального кафе, Ваня появился в нем снова. Смена Наташки как раз закончилась, и Ванечка повел свою девушку в совершенно шикарное заведение.
— Брошка, ты должна бросить этот жуткий буфет, — сказал ей возлюбленный.
— Да? — спросила покрасневшая девушка, замерев от счастья.
— Я предлагаю тебе очень выгодный контракт, — спустил ее на землю Вано. — Ты будешь работать у Доцента. Готовить, стирать, выполнять все его желания. Оплата — тысяча баксов в месяц. Для начала. И моя вечная признательность.
— Ты предлагаешь мне с ним спать? — Девушка даже отвлеклась от маринованной миноги.
— Ну я не знаю, если он захочет… Главное не в этом. Ты будешь его обихаживать и охранять. Чуть что — звонок мне. Ну, ну, малышка, что ты расстроилась? Это жутко важное задание. Кроме тебя, я никому бы его не доверил. Ты — моя Мата Хари. Нет, радистка Кэт, — сделал вербовщик поправку на интеллект подружки.