Опасно для жизни
Шрифт:
— Ну, хорошо, хорошо, это все общие места, — нетерпеливо перебил подчиненного Грязнов.
— Александр Борисович просил сделать схему, я сделал, — обиженно ответил Чиртков, глянув на молча сидевшего Турецкого.
— Ну сделал — и молодец. Давай ближе к нашим баранам, — поторопил его Вячеслав.
— Вещества, следующие через Москву транзитом из-за границы, идентифицируются по характеру упаковки или расфасовки как заграничный товар. Если речь идет о синтетике, то ампулы — зарубежного производства. Интересующий нас «китайский белок» производится или, во всяком случае, расфасовывается на нашей территории.
Турецкий молча пододвинул к себе лист ватмана, углубился в схему.
— Ты мне лучше скажи, что в казино Свимонишвили. Всех перетрясли?
— Допрашивали еще раз. Емельянов работал. Все по-прежнему: все были на местах, все друг друга видели.
— Всех допросили? До единого?
— Ну да, — неуверенно ответил Дима. — Точнее, нет. Не допросили только Татьяну Кветную. Она в тот вечер работала на входе в казино, встречала посетителей. Это был ее первый рабочий день. И последний. Девчонку так напугала смерть Горностаевой, что она больше на работу не выходила.
— Так почему не допросили? Адрес-то ее есть?
— Она в общежитии прописана. Библиотечного института. А тут ведь каникулы. Девчонка на следующий день домой уехала, в Старую Руссу.
— Старая Русса — это что, где-нибудь в штате Миссури? — сердито прищурился Грязнов. — Не добраться? Или в Ямало-Ненецком автономном округе? И не летят туда сегодня самолеты?
— Добраться, конечно, можно, — покраснел Дима. — Но мы пока другими делами были заняты. Потом, она всего один день проработала, скорее всего, и не запомнила никого.
— Ты мне это брось! Запомнила — не запомнила. Может, наоборот, во все глаза смотрела с непривычки. Кто ее в казино пристроил?
— Менеджер казино говорит, что он. Мол, случайно познакомился, подвозил на машине. Девочка симпатичная, решил помочь ей на жизнь заработать.
— Короче, ты мне эту Кветную найди. Если она действительно человек случайный, значит, круговой порукой не связана.
Дима кивнул:
— Хорошо, Вячеслав Иванович.
— Ну иди пока, — пробурчал Грязнов.
Когда дверь за подчиненным закрылась, Грязнов извлек из сейфа бутылку «Смирновской», тарелку с бутербродами. Налил Турецкому, не забыл и себя, любимого.
Приятели выпили, потянулись к бутербродам, приготовленным Галочкой, симпатичной секретаршей муровского начальника.
— Знаешь, Вячеслав, все-таки я стою на своем: производство налажено где-то совсем неподалеку. Может быть, в самой Москве.
Вячеслав хмыкнул.
— Ты смотри, — Турецкий указал на схему, сделанную Димой Чиртковым, — движение «белка» происходит из центра в регионы. Обратных стрелок нет.
— Не могу себе представить, чтобы это было в Москве. Уже полгода циркулирует эта дрянь по столице, мы ходим по пятам за курьерами и почему-то до сих пор не наткнулись на производителей!
— Может, не совсем здесь, а где-нибудь неподалеку. Ладно, это пока версия. Но самый тщательный досмотр поездов, следующих в столицу из ближайших городов, надо организовать. Мы об этом уже говорили, Слава.
— Уже организован, — буркнул Вячеслав.
— А вот что есть из фактов, — невозмутимо продолжил Турецкий. — По окружению Свимонишвили. Знаешь, сплошная интербригада. И грузины, и русские, и даже прибалты. Вот из прибалтов есть у нее некий Альгерис Смакаускас. По национальности литовец, но родился и вырос в Риге. Этот период его жизни пока скрыт сиреневым туманом. Знаешь, как там сейчас к нам относятся, особенно к ФСБ? Я выслал прокурору Латвии отдельное требование, но пока — ничего. Но вот что наши фээсбэшники наковыряли про российский период жизни этого молодца. В восемьдесят четвертом году осужден за изнасилование. Было мальчонке девятнадцать. Судили в Риге, дело находится в местном суде. А срок тянул в Свердловской области, в Краснотурьинске. Вот, прислали документы на него из первого спецотдела МВД.
Турецкий протянул другу ксерокопию листа вроде тех, что заполняют в отделах кадров при приеме на работу. В верхнем левом углу было два изображения Альгериса — анфас и профиль, как положено.
— Так вот, — продолжил Александр, — не тебе рассказывать, каково с такой статьей в зоне. Но паренек себя опустить не дал. Более того, снискал благосклонность одного из авторитетов зоны. А сидел там в это время сам Отар Кахарадзе. Парень был при нем, грузинский язык даже на примитивном уровне выучил.
— У Кахарадзе и в Москве все куплено-перекуплено было, — вставил Грязнов, снова наполняя рюмки. Друзья выпили, запили остывшим в чашках кофе. — Эх, Галка ушла уже, придется самому кофе приготовить.
— Ладно, пей холодный. Кстати, что это у тебя за Галочка такая симпатичная завелась в приемной? Признавайся, старый хрыч!
— Отстаньте со своими гнусными домыслами, господин Казанова. Всех по себе меряете. А у девушки муж и ребенок. Исключительно порядочная женщина. Просто мне приятно видеть по утрам хорошенькое улыбчивое личико, а не…
— Ладно, ладно, — рассмеялся Турецкий. — Оправдываться в милиции будешь.
— Фу, какая дешевая шутка, — поморщился Слава.
— Это я от бесперспективности ситуации, — вздохнул Александр.
— Кстати, у Кахарадзе и в нашем славном ФСБ свои люди были. В частности, полковник Гурам Табагари. Но засветился полковничек, и убрали его. Было это году, кажется, в девяносто четвертом. А сегодня и самого Отарика уже нет.
— Ладно, мертвые сраму не имут. Давай продолжим разговор о живых. Так вот, после отсидки завербовался Альгерис в Грузию волонтером. Как раз было время грузино-абхазской войны. А кличка у него знаешь какая была? Охотник. Был он снайпером. И попадал в цель с одного выстрела — в глаз.
— Шутишь? — встрепенулся Грязнов.
— Нисколько. Оттуда перебрался в Москву. Был в одной из преступных столичных группировок. Стрелки хорошие всем нужны. А с девяносто четвертого года и по сей день Смакаускас уже в команде Свимонишвили. Вот и все, что накопали на него фээсбэшники. Я его допрашивал. Такой убьет как плюнет. Абсолютно холодный взгляд. Смотрит словно сквозь прорезь прицела, — объяснил Турецкий.
— Эх, пистолет бы найти!
— Ага, еще и видеопленку с записью убийства.