Опасное хобби
Шрифт:
— А я Грязнову, — улыбнулся Саша.
— Но я еще не знаю, что нужно сделать, чтобы мы оба им не завидовали.
— Я тоже, Каринка.
— А может, решимся, Сашка? Трое детей гораздо лучше, чем двое. А я еще могу, и даже фигуру не испорчу… для тебя Чего молчишь?
— Я думаю.
— Над чем?
— Сразу начнем или порепетируем…
— Ох, да мне все равно, лишь бы ты был… Как я по тебе соскучилась, ты ведь даже представить себе не в состоянии. У меня после тебя, с того дня, никого не было. Никого. Не то говорю. Почему ты пропал? Даже не позвонил. Хоть бы привет передал…
—
— Это ответ?
— Нет, скорее, подготовка.
— К чему?
— Сам еще не знаю. Не торопи.
— Я не тороплю. Я просто хочу, чтоб ты все знал. Все до конца. Но я не хочу брать тебя за горло. Когда сильно любят — жалеют. Я — жалею.
— Да, знаю, есть такое хорошее русское слово. Оно иногда больше любви. Честнее, во всяком случае.
— А ты, дурачок, еще сомневаешься… Неси шампанское.
— Последний вопрос можно? На засыпку.
— Валяй, — хитро улыбнулась Карина.
— Это ты ночью шторы закрыла? Вечером были открыты.
Она с удивлением посмотрела на окно, соображая.
— Нет, я не могла. А ты сам?
— Значит, народу удалось подглядеть твое счастье, — хмыкнул он и показал ей нос.
— Сашка, — серьезно погрозила она ему пальцем, — это я тебе одному сказала, в первый и последний раз, понял?
— Благодарю за доверие. Постараюсь оправдать. — Он захватил губами ее губы и, оторвавшись, вдохнул всей грудью. — Иду…
Они провалялись на диване до полудня. В перерывах между объятьями и заглушёнными поцелуями ее стонами Карина потягивала шампанское. Саша довольствовался короткими затяжками сигареты.
Грязновы занимались своими делами, не отвлекали, не давали дружеских советов, не звали разделить компанию.
Саша спросил Карину, знает ли она такую фамилию — Бай.
— Да, разумеется, — ответила она спокойно, как о чем-то незначительном. — Его зовут Виталий Александрович. И я даже обещала Нинке рассказать тебе все, что знаю о нем. Ты хочешь сейчас послушать? Но вообще-то мне не хотелось бы ни тебе, ни себе портить настроения, ведь так хорошо… А может, мы ко мне поедем?
— Разве что вечерком… Понимаешь, — он поморщился от непонятных предчувствий, — я не уверен, что днем не найдутся срочные дела. Да и в одно место надо заскочить… по службе, честное слово.
— Я верю, — вздохнула она. — Правильно, все когда-нибудь кончается. Ну что ж, тогда придется рассказывать. Раз обещала.
— Карина, не обижайся! Клянусь тебе, это связано все с тем же убийством. Костя дал нам передышку, но, я уверен, обязательно подкинет какую-нибудь бяку. Он иначе не может, понимаешь? А вечером, если ты очень хочешь, мы, правда, можем снова встретиться.
— Проверю, — философски заметила она. — Но тем не менее на всякий случай расскажу.
28
Виталий Александрович Бай обратил внимание на Карину год назад, когда, собственно, и состоялось их первое свидание. Деловое, разумеется. Кто ему указал на нее, Бай теперь, естественно, не помнил, но было это в Доме кино на какой-то премьере. «Вот, — сказал Виталию его спутник, — обрати внимание на эту эффектную молодую вдову». Позже он узнал, что муж Карины был крупным и, вероятно, шибко крутым бизнесменом, от которого то ли избавились соперники, то ли — под их видом — соответствующие органы [1] . Темное было дело. Мало кто знал его подробности.
1
См. роман Ф. Незнанского «Синдикат киллеров». М., 1995
В тот же вечер Бай снова увидел вдову, но уже в компании крупного рыжеволосого мужика и худощавой девицы, в ресторане дома на Васильевской. Карина понравилась Баю. Но еще больше то обстоятельство, что, по словам спутника, дома эта пикантно одетая вдовушка имела несколько весьма достойных внимания полотен, перешедших к ней по наследству от мужа.
Вот это, последнее, и подвигло Виталия Бая на решительный шаг. Узнать ее домашний телефон было делом плевым, и с утра он позвонил ей. Проникновенно-вкрадчивым голосом, как умел, Виталий объяснил цель своего звонка тем, что был давеча восхищен и буквально покорен ее красотой, коротко сообщил о себе и своих пристрастиях, наконец так умолял дать ему возможность полюбоваться ею еще раз, а также теми шедеврами, которые находятся у нее дома, что вдовушка не устояла перед его натиском.
Во всех ситуациях Бая спасал его юмор. Может быть, Карина действительно ждала принца, но при виде Виталия — огромного и рыхлого — в глазах ее заметно вспыхнуло разочарование, что немедленно отметил Виталий. Но он отличался, когда того хотел, такой изысканной любезностью, такой широкой, хотя и специфической, эрудицией и заразительным весельем, что даже люди опытные все принимали за чистую монету. Где уж тут было устоять какой-то неожиданно разбогатевшей вдовушке. Он буквально заворожил ее своими знаниями, остроумием и весьма критичным отношением к собственной особе. И при этом не делал никаких сомнительных поползновений. Исключительно дружеский интерес и участие — не более.
«Картинки» ему тоже понравились. Покойник, конечно, ни черта не смыслил в искусстве, но либо у него был хороший советчик, либо не подвело спонтанно заложенное природой чувство красоты. Во всяком случае эти наполненные небом, весной, воздухом картины и этюды молодых Юона, Грабаря, Кончаловского сегодня вызвали бы несомненный интерес у любителей российской живописи первого двадцатилетия века. Стоило также и поторговаться, поскольку, как быстро понял Бай, советчиков у Карины по этой части не было, а ее самое интересовало лишь нарисованное.
Ему на минуту даже представилось, что вот бы был настоящий юмор, если бы он по-быстрому приобрел сейчас на Измайловском вернисаже полтора десятка «сюжетных полотен», где все изображенное — яснее ясного: вот церковь, вот овраг, вот река и так далее, причем и заплатил бы за все скопом буквально копейки, — можно было бы предложить вдовушке выгодный «ченч». Скажем, так: он — ей пятнадцать полотен в красивых рамках, она — ему эти десять, и рамки можно оставить на память. А? Вот бы народ рыдал!