Опасное решение
Шрифт:
Глава четвертая
Как собирать улики…
После подробного, сдобренного изрядной долей юмора рассказа Турецкого доктор Свирский словно бы осознал свою значительность. А точнее, понял, какая нечистая игра разворачивается вокруг совершенно ясного, с его точки зрения, дела. И, конечно, он немедленно, а не на завтра или послезавтра, взял на себя миссию переговорить с Жоркой Козлом. Он же видел, что Турецкого «обкладывают» уже без всякого зазрения совести. И, следовательно, выигрыш сейчас может быть лишь в том, кто раньше успеет.
Это правильно, отметил Иван Иванович, что Александр Борисович
Александр Борисович протянул Свирскому свой телефон. И тот набрал номер отделения криминалистики ОВД. В трубке откликнулся – на удачу! – сам Георгий Евстафьевич.
– Жора, слушай-ка… – тот сразу узнал, кто звонит, постоянно ведь выезжают с опергруппой вместе. – У тебя там еще никакой легкой паники не наблюдается? Не предупреждало начальство, чтоб молчал в тряпочку? Ну, еще предупредят. А я сейчас хочу тебя попросить скоренько подскочить на Белинского, в кафе на автобусной станции. Только надо быстро, сошлись там на какое-нибудь срочное обстоятельство – и бегом сюда. Дело важное, Жора. Дело чести, скажу тебе. Можешь?
Неизвестно, подействовал ли аргумент по поводу чести, но Козел ответил, после короткого раздумья, что так и быть, подскочит, раз просит Иван Иванович. Видно, не часто обращался к коллегам с подобными просьбами пожилой патологоанатом…
– А чего у него фамилия такая? – поинтересовался Турецкий. – Мог же изменить немного, Козлов, например.
Доктор засмеялся.
– Предлагали! Я тоже советовал. Но это у него – своеобразный пунктик. Он происхождением из Одессы. Но – упрямый, как этот… Козлов… Вы уж не шутите над ним, очень восприимчив к обидам.
– Да ну, что вы! Я всего лишь уточнить хочу один вопрос. Кто нашел гильзы? Кто конкретно? И если мое предположение верно, их обнаружил и поднял не эксперт-криминалист, а, к примеру, Полозков. Это ведь у того такая неуважительная кличка – Мордатый?
– Он самый. Не помню таких деталей, но, кажется, ваша мысль, Александр Борисович, верна. Уточните у Жорки. Между прочим, я понимаю вашу логику. Тут в самом деле многочисленные нарушения элементарных основ проведения следственных действий. Но, знаете ли, любезнейший Александр Борисович, мы, к сожалению, здесь, у себя, привыкли не обращать внимания на подобные «мелочи». В кавычках, разумеется…
Это «любезнейший» задело память Турецкого. Правда, в противоположном высказыванию Свирского значении. Так, бывало, выражался Борис Львович Градус, когда чувствовал раздражение по адресу нерадивого следователя или кого-то другого из дежурной оперативно-следственной бригады, – еще в «муровские» времена, когда там Славка Грязнов еще в капитанах «бегал» и выезжал вместе со своим другом, обыкновенным «следаком» Саней Турецким, на очередные «трупы». Александр Борисович улыбнулся, и это заметил Свирский.
– Я что-то не так сказал? – он слегка нахмурился.
– Нет, напротив, я сейчас с этим вашим
И по потеплевшему вдруг взгляду Свирского Александр Борисович понял, что попал в самую точку. Нужную струну задел и тем обрел верного сторонника. В беседе с Жоркой его участие станет очень важным. Существует все-таки истинная солидарность настоящих профессионалов, когда те работают, что называется, «ноздря в ноздрю». «Жаль, раньше не догадался, – уже мельком подумал Турецкий, – не потеряли бы столько времени на «притирку» и установление взаимопонимания. Но лучше уж позже, чем никогда…».
Жорка оказался относительно молодым человеком, исполненным значительности, но с выразительной и чуть комичной внешностью типично одесской национальности. Как сюда затесался «Евстафьевич» – уму было непостижимо. Но Турецкий заметил, что Свирский в начале, представляя ему Жорку, назвал его Евсеевичем, и тот принял это с естественным для одессита спокойствием. И после краткого вступления Свирского на первые же вопросы Александра Борисовича Жорка стал отвечать обстоятельно и серьезно. Казалось, он был заранее готов к встрече с московским сыщиком и только о том и думал, как бы поскладнее изложить ему свое возмущение по поводу явных нарушений следствия при осмотре места происшествия.
Собственно, интерес Турецкого сводился к вопросу о том, кем и как были найдены улики против Калужкина. Почему стали немедленно искать гильзы там, где они словно были положены заранее? Кто конкретно искал? Где был криминалист в это время? Чем занимался? Есть ли подтверждение нарушений во время осмотра места происшествия? Были ли приглашены понятые? Кто мог бы засвидетельствовать нахождение этих улик, кроме самого следователя Полозкова? Словом, Турецкий хотел «увидеть собственными глазами», как нашли улики. И очень надеялся на профессиональную память криминалиста. И тот «не подвел». Достаточно подробно рассказал, как вызвали дежурную бригаду и его подняли среди ночи. Как обшаривали округу при свете ручных фонариков, поскольку уличные фонари не горели. И фары от машины не могли осветить пространство. Именно в такой ситуации капитан Полозков закричал: «Нашел!» И тут же подошел к Жорке, неся в руке стреляную гильзу от автомата, как определил сразу криминалист. Доктор должен помнить этот факт. А потом следователь повел Жору туда, где обнаружил гильзу. «Пятачок» сухой травы во дворе пчеловода Калужкина был тщательно истоптан, будто надо было скрыть чьи-то следы. Он же, то есть Полозков, и потребовал, чтобы факт обнаружения гильзы был зафиксирован в протоколе.
– А мог он сам принести туда гильзу в кармане и там «найти» ее неожиданно? – спросил Турецкий, уже предвидя ответ.
– А то как же?! – запоздало возмутился Жора. – Я ему и сказал, вот и доктор слышал, так он меня просто послал. Заявил, что я лезу не в свои дела. А какие мои дела? Он и ответил: фиксировать найденные улики и помалкивать в тряпочку. Он, правда, погрубее выразился насчет того, куда мне идти со своими сомнениями. Да, Иван Иванович? – доктор согласно кивнул. – Ну, манера у него такая, так что, мол, и обижаться нечего.