Опасное решение
Шрифт:
– Где-то к восьми Лена Усатова узнает от Зины о нашем приходе и будет ждать. Надо посмотреть, что могло остаться у доктора, какие материалы. Должны быть. А еще надо запротоколировать самым подробнейшим образом ее показания. Там теперь определенно есть зацепки. А то у меня – от первого разговора записано только в общих чертах. Я ведь еще тогда не знал, что обнаружу в материалах Грибанова, а сейчас мы можем кое-что уточнить.
– Совсем старая? – небрежно спросил Филя.
– Замечательно молодая вдова, старина. Тридцать пять, наверное. Красивая женщина, а ее дочке – двенадцать лет. Остались они обе полностью не у дел, Лена даже пенсию за мужа не получает. Не знаю, как им тут дальше жить придется, кошмар, что у нас творится…
– Так отчего ж ты сразу
Александр в ужасе перекрестился. Он знал бывшую супругу Фили и догадывался, почему его тянет к «обиженным» женщинам: обожал их нежно ласкать и утешать, в то время как «прошлая» сильно напоминала и внешностью, и характером, по образному выражению Филиппа, атамана казачьей сотни, рыскающей по тылам врага.
– Филя, все спросить хотел, как же это получилось? Ты ж – умный человек. И проницательный, как мне всегда казалось, а тут такой, понимаешь, пассаж!
– Так все по той же причине. Пожалел милую женщину, было дело. А оказалось, пригрел на груди тигрицу.
– Да, профиршпилился ты, как говорили картежники в добрые старые времена.
– Ну вот, и ты понимаешь… – Агеев удрученно покачал головой. – А тут я бы включил все свои «флюиды»… И главное – никакой соломы. Зачем нам такой компромат, верно, коллега?.. Ладно уж, – сжалился и он над Саней, – ложись, завтрашняя ночь тебе предстоит не менее трудная и ответственная. И, видать, отчаянная – до слез.
– Почему? С чего ты взял?
– Ты б Дусю послушал, как она про свою подругу говорила. Сладкую песню пела в адрес одного московского гостя. Между своими, разумеется, и Альки рядом тоже не было. А почему, спрашиваешь? Скорее всего потому, что уже послезавтра, если и дальше все пойдет по нашим прикидкам, я полагаю, мы и поставим точку. Все дальнейшее – уже прерогатива высокого московского начальства, пусть оно думает, что делать со своими генералами. Да и мы, Саня, задержались… Ну, сколько можно расследовать? Любовь любовью, читал я где-то, или слышал от умного человека, а борщ – борщом…
Турецкий хмуро кивнул, словно был не полностью согласен с коллегой, но в принципе возражать было нечем, и достал мобильник.
– Зина, обошлось, но «гости» были… – Затем он выслушал, что ответила она, и закончил фразой: – По дороге на работу загляни к Усатовой и скажи ей, что мы с Филей подойдем к восьми утра, чтоб не стало неожиданностью. Там, по-моему, можно подобраться со стороны Грибановской усадьбы, да? Филю мы не будем «светить», его здесь нет. Да, и сегодня даже и думать не моги ходить мимо Дусиного дома: за ним наверняка пристально наблюдают, поскольку вчера у них вышла осечка. Если появится срочная нужда, я позвоню. Извини, что разбудил, но так уж получается…
Филипп улыбался.
Глава девятая
Обострение
Турецкий готов был поклясться, что сам так ничего бы и не добился, если бы не Филя. Все же имел скромный и неприметный Агеев какое-то непонятное, магическое влияние на женщин. Кажется, действительно они чувствовали, что ему можно довериться, и открывались, что называется, до донышка.
Лена была предупреждена Зиной, что о спутнике Сани Турецкого никому говорить нельзя и чтоб мама сказала об этом дочке. Очень опасно. Александра Борисовича она уж знала, разговаривали, но Лена видела, что ее знания ровным счетом ничего не дополняли к тому,
Это было непонятно и страшно – жить постоянно в таком диком напряжении. Как ни пыталась Лена расспросить мужа, не могла, он, слушая ее вопросы, словно зверел, напрягался, наливалось лицо кровью, готов был кричать, только присутствие дочки сдерживало. И еще вдруг напиваться стал. Явно чего-то боялся. Вот так и жили, будто на бочке с порохом: горит вокруг, а когда взорвется, не угадать. А потом этот ночной выстрел…
Она так никому и не сказала, что следующей ночью, после того как в доме учинили почти разгромный обыск милиционеры, пришли еще и двое «черных», которых она не знала, и, пригрозив ей ножом, стали тоже что-то искать, переворачивая в доме все вещи, которых и было-то немного. Ничего не нашли, как и те милиционеры, и ушли, пригрозив, что зарежут ее с дочкой, если они кому-то хоть слово скажут. Больше никто не приходил, только Вячеслав Иванович. Он пообещал позаботиться о пенсии на ребенка, но вон уж сколько времени прошло, а никаких сведений. И почтальонша не знает. У кого спрашивать, тоже неизвестно. Так и живут, пока лето, что-то можно запасти на зиму – с огорода, у рыбаков можно подработать. Все какой-то доход, а потом что будет, неизвестно. Да и работы в станице – кот наплакал, она теперь на любую согласна, да нет ее, и этой «любой»… Нехорошо, опять же, люди пришли, рано еще, поди, не завтракали, а угостить нечем. Был бы Егор жив, такого б не случилось… Вон о чем она думала…
Филипп посмотрел на Александра странным взглядом, видно, крепко его задел рассказ женщины – по годам еще совсем молодой, а по глазам – словно прожившей долгую и тяжелую жизнь.
Пока Лена рассказывала Турецкому то, что ему было известно, а он старательно протоколировал свои вопросы и ее ответы, Филипп внимательно перелистывал книги доктора, стоявшие на этажерке, как стояли еще при его жизни. Обычный набор – по различным болезням, по диагностике, справочники лекарственные… Издания были старые, то есть, купленные не в последние годы, а в те, когда будущий доктор, вероятно, еще учился в институте и мечтал о прекрасных своих перспективах.
Двенадцатилетняя Таня сидела смирно в своем уголке, где у нее стояла кровать, письменный стол со стулом и полка с учебниками и несколькими книжками для чтения. Небогато, конечно. И уголок ее был отделен от большой комнаты высокой ширмой из трех створок.
Поставив очередной справочник на место, Филя прошел к девочке, улыбнулся ей и что-то спросил, та ответила. Филя негромко еще что-то спросил, Таня улыбнулась. Лена испуганно посмотрела на дочь и незнакомого ей человека. Турецкий успокоительно тронул пальцами ее подрагивающую руку, лежащую на столе. Сказал очень тихо, одними губами:
– Не бойтесь и не волнуйтесь, он – очень хороший человек, беды не сделает. Пусть поговорят, смотрите, как девочка улыбается. Я думал, что это невозможно…
Лена кивнула, не отрывая взгляда от них.
– Давайте сейчас закончим, подпишем, как положено, и у меня еще будет несколько вопросов, но без протокола. А если у кого-то возникнет вопрос, о чем я спрашивал, говорите правду: все одно и то же. Ничего нового.
Лена, словно машинально, кивнула: похоже, она не слушала, а лишь смотрела на дочь, беседующую с новым человеком так, будто они были уже знакомы.