Опасное семейство
Шрифт:
— Смысл ясен, Саня? — спросил Меркулов.
— Да уж куда яснее…
Турецкий понял, что и само дело — тухлое, тухлее не бывает, и его собственное положение ничуть не лучше. И, главное, возражения здесь как бы даже и неуместны. Ссылки на то, другое… Да потом они наверняка ведь обговорили все у генерального прокурора, а теперь, когда уже принято решение, просто ставят его, Турецкого, об этом в известность. Даже поломаться для приличия, пожалуй, не удастся. А вот свои условия выставить еще не поздно.
— И вы хотите, надо полагать, чтобы я как нейтральное лицо из центра возглавил это расследование?
—
— Но если положение дел в крае именно такое, каким вы его описали, Иван Гаврилович, — сказал Турецкий, — в чем я, собственно, не сомневаюсь, хотя бы из доверия к вам, то ситуация может сложиться так, что я не смогу опереться на местных оперативников. Вы понимаете, что это означает для меня, а главным образом для дела, Иван Гаврилович?
— Еще бы! Я полагал бы, что следственно-оперативную группу, возможно, межведомственную, придется сформировать здесь, в Москве, а уж на месте вы сами могли бы при необходимости привлекать к работе тех или иных сотрудников правоохранительных органов, которых пожелаете видеть рядом с собой. Уверяю вас, далеко не все из них, как говорится, прогнили. В крае немало честных и толковых работников.
— Будем надеяться, — без всякой надежды подвел итог Турецкий.
— Хорошо, Александр Борисович, — Меркулов снова стал говорить официальным тоном, — я пригласил Поремского с Елагиным. А кроме того, думаю, что конкретная помощь твоего старого друга Вячеслава Ивановича тоже не окажется лишней. В конце дня проведем общее совещание, где я поставлю перед вами задачу. Я уверен, что, поскольку в деле так или иначе замешаны фигуры бывшего и нынешнего начальников краевого Управления МВД, их министр не станет возражать, если мы задействуем генерала Гряз-нова с его сотрудниками из Главного управления уголовного розыска министерства. Принципиальное согласие Вячеслава Ивановича, к твоему сведению, у меня на этот счет уже имеется.
— Ну, Славка! — только и мог восхититься Турецкий. — Ведь и слова не сказал.
— Он просто, как всегда, уверен в тебе. Иван Гаврилович, у вас есть еще какие-то вопросы или пожелания Александру Борисовичу? Нет? Саня, пока свободен. Подчисти неотложные дела, потом времени не останется.
— Всего доброго, Александр Борисович, — приподнявшись, Щукин снова пожал ему руку.
Ответил Турецкий уже крепким рукопожатием, пробормотав: «Дай-то, Бог…»
А вечером, перед концом рабочего дня, Меркулов собрал у себя совещание сотрудников Генеральной прокуратуры и Министерства внутренних дел, которые вошли в следственно-оперативную группу, возглавляемую старшим помощником генерального прокурора, госсоветником юстиции третьего класса Турецким. Приказ был подписан генеральным — Кудрявцевым. А согласовано решение о создании такой группы с самим президентом страны. Событиям в Южном Федеральном округе придавалось поистине государственное значение.
С одной стороны, это обстоятельство радовало Александра Борисовича — оно развязывало следствию руки. А с другой — настораживало, ведь всегда найдутся желающие давать советы и устраивать бесконечные проверки по части жалоб от якобы пострадавших во время следственных действий, без которых ни одно расследование практически не обходится.
Убедившись еще днем, что отвертеться не удастся, Александр Борисович, в душе изрядный фаталист, решил больше к этому вопросу не возвращаться и со всем вниманием ринулся изучать имеющиеся материалы. Но таковых было, в сущности, немного. Да и те главным образом больше выглядели как предположения, а не выводы из произведенных уже следственных мероприятий.
Что имелось в наличии?
Во-первых, пропажа семерых людей, которые отправились на переговоры с неким Киреевым и домой не вернулись, а также не появились на службе ни на следующий день, ни в течение почти уже недели.
В пользу версии об их убийстве говорили выстрелы посреди ночи, которые слышали многие горожане. Их, в основном устные, показания фактически не расходились — все слышали пистолетные выстрелы и автоматные очереди. Значит, информацию придется опять тщательно перепроверять.
Сюда же можно отнести и найденные кем-то из взволнованных родственников стреляные гильзы и следы, напоминающие кровь, на асфальте и траве. Кто их собирал, как проводили экспертизу и опять же где — оставалось только догадываться. Во всяком случае, ни прокуратура, ни милиция активного участия в сборе вещественных доказательств, похоже, не принимали. Скорее, они формально исполняли указания начальства. Но если само начальство не было заинтересовано в конкретных результатах, можно сделать вывод, что и участие было именно формальным.
Во-вторых, дерзкое убийство вице-губернатора, который, как предполагается, имел жесткий разговор с губернатором в присутствии начальника ГУВД Шилова и все того же Киреева. Свидетелей этого разговора нет, но многие «слышали» и якобы «видели своими глазами», как разъяренный Трегубов, покидая кабинет губернатора, со злостью хлопнул дверью.
Показания в деле имелись в лучшем случае записанные со слов свидетелей, которым говорили те, кто сами слышали и видели.
Чем там прокуратура занималась, уму непостижимо!
Естественно, следствие не обнаружило свидетелей убийства на улице, возле универмага «Кубань». Водитель Трегубова — Валентин Милютенко узнал об этом факте, лишь услышав крики людей. Он вышел из машины и увидел лежащего на асфальте навзничь шефа с пулевым отверстием точно в середине лба. Ранение было единственным и смертельным. Выстрел произвел профессионал с близкого расстояния. Однако самого «профессионала» никто не видел. Заметили рванувшую со стоянки от тротуара темносерую машину: по словам одних — девятую модель «Лады», по словам других — «фольксваген». Номерного знака, конечно, никто не запомнил.
В городе никто не сомневается, что все эти убийства — звенья одной преступной цепи. Их цель — передел собственности. Иначе говоря, борьба за безусловный контроль над ОАО «Химкомбинат».
И, наконец, третий фактор, который нельзя сбрасывать со счетов — горячее и непосредственное участие общественности. В первую очередь — это семьи, друзья и знакомые пострадавших. Во-вторую — сошедшие с ума горожане, которые собираются чуть ли не расправу учинить над предполагаемыми виновниками и требуют немедленного смещения губернатора и отставки всего краевого правительства. Короче, назревал бунт, как считал Александр Сергеевич Пушкин, всегда бессмысленный и беспощадный.