Опасность сближает
Шрифт:
Она начинает закрываться, но я вдруг в какой-то непонятной панике вспоминаю, зажав нужную кнопку:
— Подожди!
Давид замирает, напрягаясь так, что даже на расстоянии чувствую. И дыхание разом сбивается. Он разворачивается, ища мой взгляд, а я прячу.
Понимаю вдруг, что мой порыв остановить его после таких разговорчиков может быть как минимум недвусмысленно воспринят. От этого мгновенно неловкостью окутывает. Не стоило, наверное.
Лучше бы потом узнала. У Давида или у самой бабушки каким-нибудь косвенным образом. А то он смотрит чуть ли не взволнованно. Точно не так меня понимает.
А
— Что? — первым нарушает молчание Давид. Хрипловато спрашивает.
Хмурюсь — сколько можно подвисать, ещё и внимая его реакции? Решила же, что для меня в приоритете мои чувства. А они подсказывают, что мне от него нужны только ответы и гарантии, не более того.
— Ты ведь не говорил бабушке про байк? — почти невозмутимо задаю нужные вопросы. — Или про то, что было в переулке? Про суд?
Давид заметно мрачнеет. Почти даже ожесточается. Но я на этот раз уверенно смотрю на него, призывая себя не реагировать на это. В первый раз разве отшиваю его? Уже было не раз.
Просто жду ответа. Хотя какого-то чёрта в мыслях вовсе не эти важные вопросы. И волнение не из-за них.
— Нет, — хмуро бросает он.
— Хорошо, — вздыхаю с облегчением, поймав себя на мысли, что и не сомневалась. — И не надо, — прошу чуть тише.
— Секреты?
Палец, удерживающий нужную кнопку, чуть слабеет. Усиливаю давление, не понимая себя. Давид ведь спрашивает с пренебрежительной усмешкой, будто не относится к моим заскокам с тайнами всерьёз, но смотрит так внимательно, что будто эта вроде бы закрытая тема наших каким-то образом изменившихся взаимоотношений ещё здесь, между нами.
— Для её же спокойствия, — говорю твёрдо.
И пусть он посчитает, что это глупо, но я от своего не отступлю. Мы с бабушкой достаточно близки, но разница в воспитании и времени, в которое родились, даёт о себе знать.
Давид кивает, наконец, отпустив мой взгляд. Ненадолго отводит свой.
— Тебе решать, что, когда и кому говорить, — многозначительно и вкрадчиво заявляет. — До завтра, — снова разворачивается, чтобы уйти.
Отпускаю кнопку удерживания в лифте. И саму вроде бы тоже отпускает. Расслабляюсь, даже почти тепло бросив Давиду вслед:
— До завтра.
Не буду вообще осмысливать весь сегодняшний день… Лучше жить каждым новым мгновением. И ни о чём жалеть я не буду.
Глава 19
Давид
Я люблю Вику Крючкову.
Сказал бы мне кто-нибудь в начале года, что так будет — в лучшем случае посмотрел бы, как на идиота. Но за последнее время столько всего перевернуться в душе, даже разорваться успело, что сам буду идиотом, если стану отрицать очевидное.
Да и не стану. Мне нравится, что именно Вика настолько цепляет. Такая смелая, дерзкая и умная девчонка, которая в то же время безумно милая, трогательная и добрая. В ней офигительно сочетается, казалось бы, несочетаемое.
И она не просто зажигает меня, заставляя в то же время ломать голову. Нет, я всё чаще переполняюсь такой нежностью, которую и не подозревал в себе. И вообще становлюсь неузнаваемым с ней. Осторожничаю, любуюсь, прислушиваюсь к её чувствам, понять пытаюсь. И всё больше увязаю в ней при этом. С любой другой уже в постели бы был, а Вику даже поцеловать лишний раз — событие офигеть какого масштаба. И по ощущениям, и по подвижкам.
Её бабушка мне рассказала и про безразличную укатившую во Францию маму Вики, и про умершего отца, с которым девчонка была близка. Про то, что по сути вдвоём живут и сами перебиваются как могут, тоже. По фактам говорила, без давления на жалость, а просто давая понять, почему Крючкова привыкла разгребать, полагаться на себя и не подпускать никого.
Что-то такое и ждал. Но всё равно захотелось сграбастать девчонку к себе в охапку и успокоить. Защитить от всех сложностей, укрыть. Сказать, чтобы просто расслабилась и позволила мне быть рядом. И всё будет офигительно.
При этом на подобные жесты я даже… Не решаюсь? Где-то внутри терзает чуть ли не страх, что Вика оттолкнёт. Она, конечно, уже отшивала меня, но тогда это было… Несерьёзно, что ли. А любой новый более резкий шаг может спровоцировать её реальный отказ, жёсткий и бескомпромиссный.
Я ведь чувствую, что у нас взаимная симпатия, но, увы, в её случае этого недостаточно. Её бабушка дала понять, что с ней надо совсем потихоньку двигаться. Так еле-еле, что как будто на месте стоять, но на самом деле приближаться чуток.
Отчасти я с этим согласен. Отчасти нет. Будь всё настолько запущено, Вика не целовала бы меня сама, не позволяла целовать её, не согласилась бы на свидание, выдернула бы руку из попкорна от первого же прикосновения моей и уж тем более возражала бы против моего знакомства с её бабушкой. Реально бы возражала, а не так вяло для проформы предъявляла, как это получилось.
Не намеренно, а скорее случайно, где-то бездумно, где-то не сдерживаясь — я уже предпринимал неосторожные шаги, и пока всё нормально… Относительно. Хотя, конечно, вывозить её отчуждённость в каких-то моментах адски тяжело.
Особенно когда окликнула меня возле лифта… Чёрт, даже не думал, что могу так быстро загораться и гаснуть в то же время. Как долбанная спичка. Такой надеждой полыхнуло, и так быстро Вика её затушила.
Что ж… Пока у нас всё равно судебных дел скопилось, потому особо не напираю. Просто рядом нахожусь, общаюсь с ней, флиртую в основном взглядом. Смотреть она мне не запретит. Да и смущается порой очень мило. И участие проявляет снова и снова… Такие моменты стоят любого терпения.
Хотя мне отчасти не до того — парюсь, чтобы всё хорошо прошло. Как только ублюдки сядут, Вике от меня не отвертеться.
И сегодня как раз именно такой день. То самое судебное заседание, по итогам которого мудаки должны выехать в тюрягу строгого режима в наручниках и в сопровождении. Верю, что так будет. Предвкушаю…
— Вам понятен приговор? — спрашивает судья у главного ублюдка, которому дают пятнадцать лет строгого режима.
По минималке, конечно. Совокупность за изнасилование, избиения без тяжких телесных и незаконную деятельность в интернете. Обнаружилось, что в даркнете они всё-таки продавали то видео с пострадавшей девчонкой, офигенно выступившей сегодня. Она говорила уверенно, без страха и без колебаний.