Опасность
Шрифт:
Самое любопытное, что к аргументам моим прислушались, и я, показав минбезовское удостоверение, сразу получил то, что хотел. Стопу книг, посвященных жизни и творчеству И.В. Курчатова.
– Только поаккуратнее, – предупредила востроносая библиотекарша, косясь на высокую горку томов.
– Ну что вы, – галантно проговорил я и тут же чуть не уронил верхнюю книжицу, которая спланировала на стойку, прямо под востренький носик библиотекарши.
Спланировав, книга раскрылась на середине, и я с ходу обнаружил явное нарушение библиотечных
– Имейте в виду, – быстро проговорил я. – Подчеркивания – не моя вина, это уже кто-то постарался до меня…
Тут до меня дошло, что за фразу подчеркнул неизвестный мне читатель. «За все время существования Атомного проекта сам Сталин только раз вмешался в дела Берии»… Слова «только раз вмешался» были подчеркнуты дважды, а рядом красовалось сразу два жирных восклицательных знака. Я жадно проглядел остальной текст на странице, надеясь узнать о подробностях вмешательства. Но подробностей не было. Не было в принципе. То ли автора книжки эта тема не заинтересовала, то ли он просто ничего об этом эпизоде не знал.
– Безобразие, – согласилась со мною библиотекарша. – Хорошо, что вы заметили. А с виду такая приятная, интеллигентная девочка…
– Какая девочка? – я чуть не выронил и остальные книжки.
– Не помню точно, как ее фамилия, – слегка удивилась моему внезапному любопытству дама из-за библиотечной стойки. – Но, если хотите, я сейчас отыщу ее формуляр… Вот, пожалуйста. – Через десяток секунд библиотекарша уже протягивала мне светло-коричневую карточку, почти всю исписанную. – Когда она в следующий раз придет, то заплатит штраф.
– Не придет, – пробормотал я. Формуляр принадлежал сотруднице газеты «Московский листок» Марии Бурмистровой.
РЕТРОСПЕКТИВА-9
6 августа 1970 года
Подмосковье
Никита Сергеевич пил на веранде чаек с абрикосовым вареньем, когда это произошло. Сначала вдалеке залаяли собаки, затем ветер донес треск мотоциклетных и автомобильных моторов, потом зашуршали тормоза и над каменным забором, окружавшим дачный участок, взметнулось серое облачко пыли. Хрущев с грустью подумал, что лет десять назад никаким машинам или мотоциклам не удалось бы поднять здесь столько пыли: в ту пору асфальтовую дорогу, ведущую к его даче, постоянно ремонтировали, поливали и подметали. Теперь, конечно, никто этим не занимается. Скажи спасибо, что хоть дачу оставили и пенсию положили в пятьсот рубчиков, новыми…
Тем временем за забором захлопали автомобильные дверцы, послышались приглушенные команды, и через узкую калитку просочилось десятка два угрюмых штатских, которые очень грамотно рассредоточились по территории, взяв дачное строение в плотное кольцо. Судя по шуму, донесшемуся из-за забора, снаружи дача тоже была окружена.
Нина Петровна всплеснула руками, чуть не смахнув со стола мужнину любимую чашку – большую, вместительную, с красными крапинками, которые делали чашку похожей на гигантскую божью коровку.
– Это что, Никита? – испуганно спросила Нина Петровна, глядя то на штатских, то на пыль над забором, которая все никак не хотела улечься. – Война началась? Нас арестовывать приехали?…
Дверь калитки снова открылась, во двор заглянул квадратный человек почти без шеи, осмотрел деловитых штатских, остался, похоже, доволен и снова исчез. Хрущев узнал квадратного человека.
– Не-а, – ответил он жене и неторопливо бухнул пару ложек варенья себе на блюдце. – Это не война, и арестовывать нас сегодня никто не собирается. Просто гость дорогой к нам приехал.
Нина Петровна засуетилась:
– Так, может, на стол накрыть, если гость?
– Обойдется, – спокойно сказал Хрущев, скушал немного варенья и отхлебнул из чашки. – Черт, остыл уже, – пожаловался он. – Сходи подлей-ка горяченького. Горячий чай в жару – самое милое дело. Ну, давай-давай, иди за кипятком.
Нина Петровна взяла в руки чашку с крапинками.
– А может, хоть вторую кружку для него принести? – неуверенно проговорила она. – Неудобно как-то, гость ведь.
Хрущев улыбнулся жене:
– Ну, принеси, если тебе так охота. Только он все равно пить из нее не станет. Боится, что отравят… А вот, кстати, и он сам.
Квадратный человек, вновь возникнув во дворе, услужливо попридержал тугую дверь калитки. В образовавшемся дверном проеме появился, наконец, высокий сухощавый человек с портфельчиком в руке. Несмотря на жаркую погоду, он был в теплом плаще, застегнутом на все пуговицы, и теплой осенней шляпе.
– Гляди, Нина, гляди! – Хрущев чуть понизил голос. – Он в галошах, слово даю! В любую погоду в галошах ходит, совсем не изменился за шесть лет. Комедия, да и только.
Нина Петровна поджала губы, рассматривая пришельца.
– А-а, вот кто к нам пожаловал, – сказала она.
– Он самый, – кивнул Хрущев.
– Постарел он, – не без некоторого злорадства сообщила Нина Петровна мужу. – Щеки ввалились, волосики повылезли, ковыляет, как инвалид. А ведь, между прочим, младше тебя.
– Так ведь и я не помолодел, – вздохнул Хрущев, поглядывая на медленно приближающегося к веранде человека в галошах. – Ладно, иди же за кипятком, кому говорю. Варенье сегодня отличное, сладкое, но от него пить еще больше хочется.
– Уже иду, – покладисто ответила Нина Петровна и, бросив напоследок недобрый взгляд на гостя, ушла в дом.
Заскрипела лестница, а затем человек с портфельчиком объявился уже на веранде. Квадратный телохранитель остался стоять внизу, бдительно озираясь по сторонам, как будто и впрямь боялся, что какой-нибудь злоумышленник сумеет прорвать двойное кольцо охраны. Сам гость Никиты Сергеевича шаркающей походкой проследовал к столу. При каждом шаге новенькая резина подошв издавала легкий визжащий звук.