Опасности диких стран
Шрифт:
— Не беспокойся! Он, должно быть, разбил себе голову о какой-нибудь чурбан или поранил себя сам… может быть, кто-нибудь попал в него ножом… но случилось так, что кровь его брызнула мне на руку, вероятно, из раны, которую он получил… так что я оставил его мертвым…
— Пусть так, но, ей-богу, я думал, что вы как настоящий мужчина отправили его на тот свет. Но время идет, мы должны вернуться в лес, он открыт перед нами.
— Ты ошибаешься, — сказал Натан, и в ту же минуту, как бы в подтверждение его слов, послышались громкие воинственные крики и раздались выстрелы из дюжины винтовок. Все это говорило о том, что развалины были окружены индейцами.
— Овраг! Река! — воскликнул
— Поток бурный, я боюсь, что он увлечет за собой и тебя, и твоего коня, — проговорил Натан. — Слышишь, как он бьется о скалы? Здесь он глубок, узок и скалист; и хотя в некоторых местах ребенок может прыгать с камня на камень, сейчас же он переполнен после ливневых дождей и превратился в водопад. Но мы должны испробовать все. Во-первых, советую тебе не унывать и делать все, что от тебя зависит, чтобы уменьшить число врагов, так как ты не можешь увеличить число друзей. И если ты хочешь застрелить того злоумышленника, который, как змея, подползает к развалинам, то я ничего не имею против этого.
При этих словах Натан отвел молодого человека за кучу бревен, около которой они стояли, и показал ему индейца, которого он заметил. Но глаз Роланда еще не привык различать предметы в темноте леса и он не смог разглядеть врага.
— Если ты не сочтешь это с моей стороны грехом или душегубством, — сказал несколько нетерпеливо Натан, — то я подержу винтовку, и тебе останется только спустить курок.
И прибавил:
— Нападай на них, если совесть твоя позволяет тебе это!
Так воскликнул Натан, и в следующую минуту из хижины раздался выстрел.
— Клянусь небом! Ни разу в жизни ни одному индейцу не сделал худого! — раздался робкий возглас негра.
Пуля раздробила руку краснокожего и из нее выпал топор, занесенный им над Роландом. Ошеломленный индеец испустил крик боли и ярости, перескочил через груду бревен, нагроможденных перед входом, и избежал, таким образом, удара прикладом винтовки, которым Роланд со своей стороны угрожал ему. На крик убегавшего индейца ответили (по крайней мере, так показалось Роланду) голосов пятьдесят его товарищей; в двух шагах от себя он увидел двоих, потрясавших своими топорами, как будто они хотели дать почувствовать безоружному всю их тяжесть.
В эту минуту к нему подоспела помощь оттуда, откуда он менее всего ожидал ее. Из оврага раздался выстрел, и в ту минуту, как один из индейцев, смертельно раненный, упал на землю, Роланд услыхал отчаянный голос Пардона Фертига:
— Я его доконаю! Это точно!
— Браво! Молодцы Пардон Фертиг и Цезарь! — воскликнул Роланд. Этот благородный порыв его спутников вселил в него искру надежды, сменившей безумное отчаяние. — Мужайтесь и стреляйте! — крикнул он и, не колеблясь, кинулся на дикаря, отбросил своим ружьем поднятый топор и хотел ударить его в лицо. Но кто-то выхватил у него винтовку из рук, и вдруг он почувствовал, что его схватили. Смелый противник прижал его к груди с такой силой, что ему показалось, будто он попал в объятия медведя.
Мирный человек уже собирался оказать Роланду дружескую услугу, ради которой он пошел на сделку со своей совестью, но его намерения не осуществились: дикарь вдруг вскочил на ноги и с дюжиной других дикарей, выросших как будто из-под земли, бросился к развалинам. Воздух огласили страшные крики.
Быстрота и стремительность нападения наполнили страхом душу Роланда. Он выстрелил из винтовки и схватился за пистолеты, причем его воображение уже рисовало ему, что один из дикарей схватил светлые локоны его сестры. Но вдруг Натан воскликнул:
— Пусть кровь эта падет на мои руки, а не на мою голову! Вперед на убийц-собак!
С этими словами он выстрелил в толпу; Роланд тотчас же вслед выстрелил из пистолета, и получилось впечатление настолько сильное, что нападавшие, за исключением одного, остановились в нерешительности; только один из них мужественно продолжал наступать на осажденных, приглашая товарищей своих следовать за ним.
— Ты не забудешь, что я сражаюсь только для того, чтобы спасти жизнь твоей невинной спутницы? — прошептал Натан Роланду на ухо.
И теперь, казалось, его воинственный дух навсегда вытеснил его мирные обеты: мужество, жажда крови, даже в большей степени, чем у молодого человека, пробудились в нем. Он набросился на приближавшегося шавния, ударил его прикладом своей тяжелой винтовки и раздробил ему голову, как будто она была стеклянная. Тогда с легкостью оленя бросился он назад в развалины, чтобы избежать пуль остальных дикарей, схватил за руку изумленного Роланда, пожал ее изо всей силы и воскликнул:
— Ты видишь, друг, до чего ты меня довел. Ты видел, как я проливал человеческую кровь! И это все для того, друг, чтобы негодяи не убили твою бедную сестру и не тронули ни одного волоса на ее голове и на голове Телии.
К счастью, поступок миролюбивого человека поддержали Пардон Фертиг и Цезарь: один стрелял из своей засады в овраге, другой — из-за развалин. Враги, которые получили такой отпор, побоялись подходить к тому месту, в котором, как они естественно предполагали, находилось восьмеро сильных мужчин — потому что так получалось по числу огнестрельного оружия. Они быстро вернулись под прикрытие леса, однако продолжали пугать, то стреляя, то издавая дикие крики.
Роланд воспользовался уходом врагов: он прошел в хижину, чтобы посмотреть на свою сестру. Но она выказала такое спокойствие, какого он и не ожидал. Это спокойствие, однако, было результатом оцепенения и отчаяния, а также сильного нервного перенапряжения. В таком состоянии, не сознавая действительности, она и пребывала.
Глава девятая
БЕГСТВО
Враг, которого два раза отгоняли и который каждый раз отступал со значительными потерями, наконец увидел, что было бы безумием подвергаться открыто выстрелам противника. Несмотря, однако, на то, что индейцы вынуждены были отступить, они не выказывали намерения уйти совсем или отказаться от нападений. Индейцы попрятались за стволы деревьев, скалы, кустарник и разделились так, что образовали круг около развалин. Круг этот не замыкался только со стороны реки, бегство через которую дикари считали невозможным. Они старались не спускать глаз с хижины и время от времени стреляли по ней, испуская при этом страшный рев, чтобы еще больше напугать путешественников. Те дикари, которые были похрабрее, пробовали подползать поближе и стреляли во все, что они принимали за белых людей. Однако последние позаботились о том, чтобы укрыться в таком месте, которое было бы хорошо защищено от пуль, и хотя они пролетали очень близко, все же никто из путешественников ранен не был. И пока они находились под покровом ночи, у них не было причин особенно беспокоиться. Но они хорошо понимали, что это была только временная безопасность, так как враг еще не понял своего преимущества. Расположение развалин было таково, что дюжина мужественных и решительных людей без труда могла ежеминутно прокрасться в любую часть хижины и захватить осажденных. Открытое же и дружное нападение всех осаждавших, которых Натан насчитывал до двадцати человек, привело бы к тем же последствиям, только стоило жизни многим врагам. Выстрел наугад мог ежеминутно убить или ранить и вывести из строя одного из людей маленького гарнизона.