Опасные игры
Шрифт:
— Да. Я был другом твоего отца, и я твой друг. Но еще и главный старейшина деревни Арестинес, и это налагает на меня ответственность еще большую, нежели дружба.
— Ну да, — сказал Мирос. — Ведь наша деревня уже пять лет воюет с Куристесом; сейчас у нас перемирие на время игр, а завтра, после того как сегодня я выиграю у Оттониуса, мы снова продолжим войну с Куристесом. И все пойдет по-прежнему. Я же отстаиваю честь нашей деревни.
— А сколько людей погибло за эти пять лет войны? — спросил Плинатес.
— Не знаю. Это пусть считают политики.
— Двести шесть человек, — сказал Плинатес. — А что, если я скажу тебе, что в твоей власти спасти, может быть, столько же? Или даже четыреста? Что сейчас в твоей власти покончить с этой войной? Что ты один можешь привести свою деревню к победе? Что ты на это скажешь?
— Я скажу, что я борец, — ответил Мирос.
— А я скажу, что твой отец отдал за нашу деревню свою жизнь. И ты сочтешь эту цену недостаточно высокой?
Мирос медленно опустился на земляной пол и отшвырнул ногой полотно, которым обматывал колено. Оно ему уже не понадобится. Он понял это, и сознание безысходности сдавило ему грудь, словно тяжелый, черный кусок угля, который он копал в Арестинесе на протяжении тридцати лет.
В полдень Мирос из Арестинеса и Оттониус из Куристеса встретились в финальном олимпийском поединке борцов. Тела их блестели от пота под палящим греческим солнцем, когда они стали друг против друга на прямоугольной двенадцатиметровой площади, очерченной на земле в долине, где сливаются Кладец и Алфец.
Оттониус был одного роста с Миросом, но в отличие от смуглого Мироса имел белую кожу и белокурые волосы. Мирос видел, как Оттониус победил своих противников на четырех предыдущих поединках, и знал, что этот юноша очень силен. Но он также знал, что он сильнее и быстрее Оттониуса, и что тот меньше заботился о своем теле. Как там сказал Плинатес? Что он не готов? Он, Мирос, не готов?! Да он мог бы уложить в этот день целую сотню таких, как Оттониус!
Глядя на Мироса, Оттониус усмехнулся, и Мирос подумал, уж не известно ли тому, о чем просил его, Мироса, Плинатес. Но тут он увидел, что Оттониус остановил взгляд на его смуглых тяжелых детородных органах, и сделал вывод, что Оттониус ничего не знает ни о требовании Плинатеса, ни о детородных органах. Если уж борца оценивать по величине этих самых органов, то бык, без всяких сомнений, должен быть сильнейшим борцом.
Судья подал сигнал к началу схватки, публика стихла, и два обнаженных атлета осторожно двинулись навстречу друг другу к центру двенадцатиметровой площадки. Когда они начали кружить в центре площадки, Мирос заметил, что Оттониус двигается не совсем правильно. Белокурый юноша стоял в классической стойке, на носках, но когда двигался вправо, то большую часть своего веса переносил на правую ногу и опускался при этом на всю ступню. Это была небольшая, но все-таки ошибка, и Мирос собирался ею воспользоваться.
Но вот борцы сошлись и схватились за руки. Мирос сделал два шага вправо, вынуждая Оттониуса сделать то же самое, чтобы держаться к противнику лицом. Мирос чувствовал каждое движение Оттониуса: один шаг, второй. И как только Оттониус перенес вес тела на правую ногу, Мирос мгновенно перенес тяжесть своего тела на левую, упал на спину и, уперевшись правой ногой Оттониусу в живот, перебросил его через себя. Оттониус тяжело плюхнулся на спину. От его падения в воздух взвилась туча пыли. Не успел он вскочить на ноги, как Мирос был уже на нем. Его руки стиснули шею молодого борца.
— Никогда не смей надо мной смеяться. Ты, сын собаки из Куристеса, — прошипел Мирос в ухо юноше.
Оттониус сделал отчаянную попытку освободиться от захвата, но его движения, казалось, только позволили ручищам Мироса еще надежнее обхватить его шею.
— Ты двигаешься, как бык, — прошипел Мирос. — Вот почему теперь лежишь подо мной, точно овца для стрижки.
Он еще сильнее сдавил горло Оттониуса, и тот, дернув ногами, попытался движением всего тела вырвать свою мокрую от пота голову из рук Мироса. Но этот прием ему не удался.
— А борешься ты, как женщина, — продолжал Мирос. — Я мог бы продержать тебя так, пока ты не уснешь. Или просто одним движением свернуть тебе шею. Ясно тебе?
Оттониус снова попытался освободиться. Но Мирос сдавил его еще сильнее и слегка подвинулся, чтобы усилить захват тяжестью тела. И тут юному борцу показалось, будто голова его начинает отделяться от туловища.
— Я спрашиваю, тебе ясно? — повторил Мирос.
— Да, — выдавил Оттониус. — Ясно.
— Вот и хорошо, — прошипел Мирос. — А теперь, глупая башка, я тебя отпущу — живи, но постарайся бороться так, чтобы всем казалось, будто ты сам освободился. Дрыгни-ка ногами еще раз.
И Оттониус дрыгнул обеими ногами. На этот раз Мирос ослабил захват, и Оттониус выскользнул из его рук. Как только юноша неловко поднялся на ноги, Мирос сделал бросок к нему. Нарочно промахнувшись на несколько сантиметров, Мирос упал, уткнувшись лицом в землю, и тут же почувствовал, как Оттониус, прыгнув ему на спину, стиснул руками его шею.
— Почему? — спросил Оттониус, наклонившись к самому уху Мироса. — Почему ты это сделал?
— Не знаю, — ответил Мирос. — Наверное, потому, что я сегодня был не готов.
Позволив Оттониусу продержать себя достаточно долго, Мирос поднял руку в знак того, что сдается. Оттониус встал и победно вскинул вверх обе руки, затем наклонился, чтобы помочь подняться Миросу.
Мирос встал сам.
— Я не нуждаюсь в твоей помощи, павлин, — прошипел он.
Публика сидела молча, пораженная скоротечностью схватки, но через минуту разразилась приветствиями, когда Оттониусу вручили медаль на цепочке. Мирос стоял рядом с противником и восхвалял силу и быстроту Оттониуса. Оттониус же восхвалял мастерство Мироса и называл его величайшим чемпионом всех времен. Миросу было лестно это слышать, но удовлетворения он не ощущал.
Вернувшись в свое жилище, Мирос нашел там мешочек, оставленный ему Плинатесом. В нем было шесть золотых монет. Это было богатство, предназначенное Миросу в утешение за его поражение.
Мирос пошел к реке и швырнул золото в воду.
В тот же вечер Оттониус с группой атлетов из Куристеса отправился домой. К этому времени он уже позабыл, при каких обстоятельствах досталась ему победа, и теперь важно шествовал во главе вытянувшихся цепочкой атлетов, точно Ахиллес, марширующий вдоль стен осажденной Трои. Когда они приблизились к стенам Куристеса, атлеты подняли Оттониуса и понесли его на руках. Это был сигнал, которого ожидали жители деревин.