Опасные клятвы
Шрифт:
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, Финн, — говорю я ему так терпеливо, как только могу. — Так что просто выкладывай, чтобы я мог понять, о чем идет речь.
— Я узнал, где твоя жена делала покупки вчера днем, и пошел проверить ее охрану. Немного проследил за ними. И... — он замешкался, его руки крепко сжались на бедрах, пока он смотрел на меня с мрачным выражением лица. — Я видел с ней телохранителя-блондина. Тот, о ком я беспокоился. Мне сказали, что его зовут Адрик.
Сначала я не понимаю, о чем идет речь.
— Что значит с ней? Он был приставлен к ней на день? Боюсь, я не понимаю, почему это проблема...
Финн испустил тяжелый вздох.
— Он был с ней, Тео. Держал ее в переулке, прижав к стене. Похоже, целовал ее до смерти. И с моей точки зрения, она не спорила с этим. И не похоже, что в первый раз. — Его челюсть сжимается. — Есть такая манера у двух людей, когда они знают друг друга. Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю. Я не думаю, что это было впервые, и не думаю, что это было вынужденно.
Проходит мгновение, прежде чем его слова доходят до сознания. Я смотрю на него через стол, кровь стучит в ушах, и я чувствую, как моя челюсть сжимается так сильно, что становится больно.
— Мне жаль, что приходится говорить тебе это, Тео.
— Я хочу убедиться, что все правильно понял. — Я слышу, что говорю как будто издалека, как будто говорю по длинному коридору. — Ты видел, как Марика - моя жена - целовалась с одним из своих телохранителей в переулке в городе, и она была согласна?
— Я не могу сказать наверняка, — тяжело вздыхает Финн. — Но мне так показалось. Единственный способ узнать наверняка... — он делает паузу, плотно сжав губы. — Ты должен поговорить с ней, Тео. Я просто рассказываю тебе о том, что видел, как ты и просил.
Я чувствую, как во мне разгорается ярость, густая и горячая, и не знаю, что меня злит больше, мысль о том, что кто-то другой наложил руки на мою жену, или мысль о том, что она могла этого хотеть.
— Ты ее видел? — Спрашиваю я, мой голос жесткий и твердый, и Финн хмурится.
— Я прошел мимо нее, когда заходил в дом, она сказала, что идет наверх. Больше она ничего не сказала.
— Найдите этого Адрика и проследите, чтобы он не покидал территорию. — Я резко встаю, чувствуя, как напрягается каждый мускул в моем теле. — Я пойду поговорю с женой.
— Да, я так и сделаю. — Финн выходит из кабинета быстрее меня, явно желая оказаться подальше от меня, и я его не виню. Я быстрыми шагами иду к лестнице, чувствуя, как внутри меня нарастает напряжение, пока я поднимаюсь в спальню.
Я вижу Марику, как только открываю дверь. Она стоит у комода в одних джинсах и лифчике, и на долю секунды я забываю, зачем пришел наверх, видя ее полураздетой, ее гладкую кожу, открытую для моих рук и моего рта...
А потом я представляю, как по ней скользят другие руки и другой рот, и гнев, который я чувствую, ослепляет меня.
— Марика. — Я никогда раньше не произносил ее имя так, холодно, жестко и без эмоций, и когда она поворачивается ко мне лицом, шок на ее лице говорит мне, что она услышала его именно так. — Думаю, тебе нужно кое-что мне объяснить?
Ее руки крепко сжимают свитер, который она держит в руках. Я пытаюсь сказать себе, что это ничего не значит, что она точно не понимает, о чем я говорю, но мне трудно мыслить рационально.
— О чем ты говоришь? — Шепчет она, ее голос дрожит, и это не помогает мне почувствовать яростную уверенность в том, что Финн, должно быть, что-то задумал.
Финн не стал бы говорить мне о чем-то подобном, если бы не считал, что об этом стоит упомянуть. Он работает на меня, но он и мой друг во многих отношениях очень близкий к брату, и он не стал бы говорить мне об этом, не стал бы говорить, будто Марика причастна к этому, если бы не был уверен, что это не просто телохранитель, переступивший черту. Я хочу верить, что моя жена не сделала бы такого, но я также знаю Финна намного, намного дольше, чем ее.
Я склонен ему верить.
— Мне только что сказали, что Финн вчера видел кое-что интересное в Дублине, — медленно говорю я, мой голос тверд от нахлынувшего на меня гнева. — Вообще-то, тебя.
— Меня? — Она тяжело сглатывает, застыв на месте, и я с внезапной уверенностью чувствую, что ничто из того, что прозвучит из ее уст, не будет правдой.
Вопрос в том, что я собираюсь с этим делать?
— Тебя. Прижатой к стене в переулке, целующеюся с другим мужчиной. С одним из команды охраны, которую прислал Николай. — Я делаю медленный шаг к ней и не замечаю, как она отшатывается назад, впервые за все время она вздрагивает от меня. Это пронзает меня до костей, потому что я надеялся никогда этого не увидеть. Где-то в глубине души я знаю: что бы ни произошло, какой бы ни была правда, это изменит то, что есть между нами. Наш брак не будет прежним после сегодняшнего дня.
Это ранит сильнее, чем я думал.
— Скажи мне правду, Марика. Потому что Финну показалось, что ты хотела, чтобы он тебя поцеловал. Как будто ты делала это раньше.
— Нет. — Она покачала головой. — Я не хотела этого. Я…
— Значит, он видел именно тебя. Он не принял тебя за другую женщину? — Я бы не поверил, если бы она попыталась использовать это оправдание, Финн умнее, но я хочу услышать это из ее собственных уст.
— Это правда, — шепчет она, и ее голос теперь серьезно дрожит. — Я... он прижал меня к стене. Увидел меня в переулке, затащил туда и прижал к стене, прежде чем я смогла вырваться. Я пыталась оттолкнуть его от себя, но он был слишком силен...
Я часто слышал, как говорят, что лучший способ солгать, это максимально приблизить свои слова к правде. Глядя на Марику, на ее дрожащие руки и губы, на то, как она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, я думаю только о том, что именно это здесь и происходит.
— Так ты не хотела поцелуя?
Она решительно качает головой.
— Нет, — шепчет она, но я ей не верю. Что-то здесь не так, и даже если мой гнев затуманивает мои суждения, я не думаю, что они настолько затуманены, чтобы я не мог понять, что Марика что-то скрывает.