Опасные пассажиры поезда 123
Шрифт:
Уолтер Лонгмэн, сказал он себе, ты стоишь полмиллиона баксов. Он повторил это вслух, еле слышным шепотом, но шепот вдруг превратился в крик. Он зажал рот обеими руками.
Анита Лемойн
В жизни Аниты Лемойн бывали неудачные дни, но чтобы такое… Мало того что она упустила клиента, так ее еще показали по телеку — без косметики и в компании всех этих идиотов.
Было уже сильно за восемь, когда копы наконец отпустили пассажиров. Бывшие заложники вышли из дверей Департамента полиции и в нерешительности остановились на тротуаре. За пару кварталов к югу, на Кэнел-стрит, еще наблюдалось кое-какое шевеление, но Сентер-стрит была холодной, унылой и совершенно пустынной.
Они еще немного постояли вместе, сами не зная зачем. Затем старая пьянчужка запахнула свои лохмотья и, неуверенно переставляя ноги, поплелась в темноту. Через мгновение откололся и черный активист: надвинул поглубже берет и ушел — быстрым и уверенным шагом. Да, подумала Анита, на этих двоих случившееся особого впечатления не произвело: они примерно так и представляли себе эту жизнь и этот город.
А как насчет ее собственных представлений? Ну тут все понятно: горячая ванна с французской ароматической солью быстро приведет ее в чувство. Но прежде всего надо проверить автоответчик — вдруг кто-то звонил по поводу работы. Не каждый день тебя показывают по телевизору.
— Я даже не знаю, где мы. — Мамаша двух мальчуганов едва не плакала. Малыши от усталости едва держались на ногах, зевая во всю глотку. — Боже мой, кто-нибудь может мне объяснить, как добраться до Бруклина?
— Очень просто, — сказал старик. — На метро. У нас самое быстрое и безопасное метро в мире.
Он засмеялся собственной шутке, но его никто не поддержал, мелькнули лишь несколько вымученных улыбок. Внезапно двое чернокожих рассыльных, все еще держащих под мышкой свертки, которые они должны были вручить много часов назад, пробормотали что-то вроде «пока» и заспешили прочь.
Старик крикнул им вслед:
— Пока, ребята, счастливо! — Они махнули в ответ.
— Ну что ж, приключение мы пережили по меньшей мере экстраординарное, не так ли?
Опять этот театральный критик. Она даже не взглянула на него. Сейчас, наверно, предложит подбросить ее на такси, потом спросит, может ли он подняться к ней, выпить чего-нибудь? Да пошел он. Она отвернулась, но порыв ледяного ветра буквально пронзил ее насквозь. Ладно уж, пусть подбросит, простужаться ей некогда.
— У меня есть идея, — снова старик. Морщинистая физиономия осунулась, шляпа измята. — После всего пережитого вместе было бы неправильно просто сказать друг другу «пока» и…
Одинокий старик, подумала Анита. Совсем одинокий, боится помереть в одиночку. Она обвела взглядом лица вокруг: завтра утром я уже не смогу вспомнить ни одну из этих физиономий.
— Мы могли бы встречаться, скажем, раз в год, — бубнил старик. — Или даже раз в полгода…
Анита, не отвечая, двинулась в сторону Кэнел-стрит. На углу ее нагнал театральный критик. Он просто излучал доброжелательность.
— Поезд — ушел, — раздельно сказала Анита. И, раскалывая каблучками безмолвие пустынной улицы, быстро пошла прочь.
Том Берри
Главный врач хирургического отделения сопровождал каталку, на которой везли Тома Берри, до самой палаты. Он остался у его постели и дождался, пока к раненому вернулось сознание.
— Где я? — спросил Берри.
— В больнице. Я вытащил из вас две пули.
Том хотел спросить, как он сюда попал, но язык не очень-то повиновался ему.
— И как у меня дела?
— Все хорошо, — сказал доктор, — мы выпустили бюллетень, в котором говорится, что состояние у вас стабильное.
— Бюллетень?…
— Ну как же, средства массовой информации хотят знать все о вашем состоянии. Оно стабильное. — Хирург выглянул в окно. — Прекрасный вид. Окна выходят прямо в парк.
Берри скосил глаза вниз. Рука в повязке от плеча до локтя, грудь и живот тоже плотно забинтованы.
— А почему ничего не болит? — спросил он.
— Анестезия. Еще заболит, не беспокойтесь. — Доктор снова выглянул в окно и завистливо добавил: — Мой кабинет, между прочим, в четыре раза меньше этой палаты, а окна выходят на кирпичный брандмауэр. Весьма обшарпанный.
Берри осторожно ощупал свободной рукой повязку:
— Мне что, в живот попали?
— Считайте, что вам никуда не попали. Пуля прошла, не задев ни одного из жизненно важных органов. Героям везет. Я к вам еще зайду. — Хирург еще раз выглянул в окно. — Дивный вид, сам бы век лежал.
Болтливый врач наконец ушел. Том задремал.
Его разбудили голоса. Он чуть-чуть приоткрыл глаза. Над ним склонились хирург и еще двое. Он узнал обоих по фотографиям — его честь мэр господин мэр и комиссар полиции. Он догадался, почему они здесь — ведь врач сказал, что он ведь герой.
— Кажется, он очнулся, — сказал хирург.
Мэр улыбнулся. Он был закутан в пушистый шарф, на голове — каракулевая шапка. Нос у него был пунцовый, а губы обветрились. Комиссар тоже улыбнулся, но не вполне уверенно. Он просто не очень хорошо умел улыбаться.
— Благодарю вас, патрульный… э-э-э?… — Мэр вопросительно покосился на комиссара.
— Берри, — подсказал комиссар.
— Благодарю вас, патрульный Берри, — сказал мэр. — Вы совершили героический поступок. От имени всех жителей нашего города выражаю вам искреннюю благодарность.
Он протянул руку, и Берри не без труда пожал ее. Рука мэра была холодна как лед. Затем он пожал руку комиссара.
— Блестящая работа, Берри, — сказал комиссар. — Департамент гордится вами.