Опасные пути
Шрифт:
Ощупав его грудь, он налил несколько капель своего эликсира ему на лоб и потер виски. Хотя его сведения по части медицины были весьма скудны, тем не менее он с первого взгляда не мог не убедиться, что случай был смертельный. Впрочем для этого и не нужно было научных познаний: стоило взглянуть на лежавший рядом язык колокола, глубоко вдавившийся в землю, и всякий профан сказал бы, что с пострадавшим покончено. И действительно последний хрипел в предсмертной агонии. Однако доктор счел необходимым хотя для вида прибегнуть к некоторым мерам. Кроме того он быстро сообразил, что за свои хлопоты об умирающем вероятно не получит вознаграждений,
Шарлатан тотчас нашелся. Не раздумывая о том, есть ли в пакете что-либо ценное, он тотчас приказал:
— Пусть все выйдут из башни! Я прибегну к последним средствам.
Через минуту он остался наедине с умирающим. Бросив вокруг хищный взгляд, он откинул плащ священника и ощупал сверток; не могло быть сомнения, — в нем была книга. Так как доктору было известно, что книги, и особенно бумаги, часто стоят дороже денег, то он постарался вырвать книгу из сжимавшей ее руки. Он должен был употребить для этого значительное усилие, и, когда вытащил, наконец, пакет, затекшие хровью глаза умирающего священника вдруг открылись; он стремился по-видимому сказать что-то. По его телу пробежала дрожь, из горла хлынула новая волна крови, а затем его голова упала неподвижно и хрип прекратился.
Базанцано приложил руку к его сердцу, — оно не билось. Священник умер.
Доктор спрятал книгу в один из карманов своего плаща, необыкновенные размеры которого были, очевидно, приспособлены к такого рода поборам, затем встал и, подойдя к башне, глухим голосом произнес:
— Почтенный священник скончался… Даже средства доктора Базанцано не в силах были удержать отлетающий дух. Если бы я пришел пятью минутами раньше, он был бы спасен!
После этого шарлатан важно направился к городу.
Прихожане умершего с поникшими головами окружили колокольню. Когда доктор, достигнув рыночной площади, присоединился к своим товарищам, с колокольни послышался заупокойный звон.
XI
Прощание с замком Мортемар
Скоро в замок Мортемар прискакал посланный, сообщивший герцогу ужасное известие.
Улучив удобный момент, маркиза подошла к нему и спросила:
— Скажите, друг мой, кто был при последних минутах покойного?
— Ученый доктор, который иногда заезжает в нашу сторону; это — доктор Базанцано.
— Вы видели его после кончины священника?
— Я-то не видел, потому что побежал седлать лошадь. Только когда я уже выезжал из города, то видел, что доктор также уезжает. Оно и понятно: в Бурганефе поднялось такое смятение, что доктору не было никакой выгоды оставаться.
— Да, — медленно сказала маркиза, а затем обратилась к Мортемару: — хорошо было бы, герцог, проследить за тем, куда поехал этот доктор.
— Зачем, дорогая маркиза? Наш добрый духовник скончался; доктор сделал все, что мог; для чего допрашивать его?
— Чтобы узнать, не выразил ли умирающий своей последней воли, какого-нибудь желания… Кажется, у Вашего духовника были родственники… сестры?..
— Ах, что касается того, — с простодушной грубостью возразил посланный, — то он наверное ничего не говорил. Где уж тут, когда человека так пристукнуло! Тут уж не до разговоров!
Маркиза промолчала.
Герцог с семейством отправился в часовню замка помолиться за упокой души умершего, а маркиза осталась вдвоем с Атенаисой.
Последняя едва могла прийти в себя и с трудом простонала:
— Теперь ты видишь небесное наказание за наш грех?
— Нет, — холодно ответила маркиза, — это — судьба. Темные силы победили, но они не карают нас, но заставляют быть орудием высшей властной силы. Успокойся! Я всю ответственность беру на себя, чем бы ни грозили страницы той книги. Моя душа сильна!..
Вернувшись из часовни, герцог прошел в библиотеку и принялся большими шагами ходить по обширному залу. Его лицо страшно изменилось; казалось, его угнетало какое-то тягостное чувство. Несколько успокоившись, он остановился посреди зала и, устремив пристальный взгляд на одно место пола, прошептал:
— Здесь он стоял, здесь угрожающе поднял на меня руку. Я возмущался, не хотел верить… Но если несчастье действительно поселилось в этих стенах? Странные, непонятные события следуют одно за другим: исчезновение Жака Тонно, смерть духовника… В Париже обо мне совсем забыли; я нисколько не огорчался бы этим, но теперь в этом замке, в старом гнезде моих предков, как будто поселился дух горестей и несчастья… С того дня, как я отказался возвратить книгу тому монаху, отлетел покой, царивший прежде в замке. Надо расстаться с предметом, приносящим всякие беды, и я сделаю это! Когда мы поедем отдать последний долг усопшему другу, я передам книгу кому-нибудь из духовенства. Пока она в этих стенах, я не могу стряхнуть с себя тяжелое чувство. Сколько я ни принуждаю себя, веселое настроение не возвращается. Смерть духовника является новым предостережением, а потому удалим демона!
Он схватил связку с ключами и уже вставил ключ в замок ящика, скрывавшего рукопись, как вдруг дверь зала распахнулась, и в библиотеку с радостным лицом ворвался Анри де Монтеспан.
Герцог поспешно вынул ключ из замка и спрятал его в карман.
— Простите, герцог, что я без доклада врываюсь в Ваше святилище, — воскликнул молодой человек, — но тот, кто приносит приятное известие, имеет право надеяться на прощение!
— Вы приносите мне вести? — удивился герцог, — мне? Уж не из Амрадура ли?
— Загадка сейчас разъяснится. Я привез с собой маркиза де Пегилана, которого встретил на пути; он ехал с королевским поручением к Вам, герцог! Молодой властелин призывает Вас к своему двору; Вы должны покинуть этот уединенный замок и спешить в Париж, где займете в кругу пэров Франции и вблизи монаршего престола место, подобающее герцогам де Мортемар.
Герцог невольно поднял взор к небу, а затем с волнением произнес:
— Знаете, маркиз, я только что, сию минуту, думал грустные, тяжелые думы. Когда Вы вошли я именно думал о том, что меня забыли и что мой герцогский герб заржавеет среди мрачных лесов. Для себя лично я и шага не сделал бы; я не стремлюсь выше. Но у меня есть сын, есть дочери. Разве смею я похоронить своих детей в этом прекрасном, но совершенно уединенном месте, когда им, может быть, предстоит блестящая будущность? И только в виду этого я с радостью приветствую известие об этой перемене в моей судьбе, а, следовательно, — вестник может рассчитывать на мою благодарность.