Опасные пути
Шрифт:
— Это — она! Это — она! — воскликнул инок, — посветите, Ваша светлость! Вот, смотрите, вот знаки: вот след друида, затем — отвратительный паук, скарабей, которого язычники так часто изображали и в изваяниях, и на картинах; внизу, налево, — скелет, направо — песочные часы. Вот она — пагубная рукопись!
Он поднялся с пола, держа книгу в руках.
— Брат мой, позвольте же и мне взглянуть на нее, — сказал герцог, хватаясь за странную книгу.
Ее переплет вовсе не свидетельствовал о глубокой древности — скорее он относился к эпохе Людовика XI; но он отличался оригинальной отделкой. Две железные дощечки, обтянутые красным, теперь уже выцветшим бархатом, составляли крышки; поверх бархата была закреплена сетка из слоновой кости, и
Герцог раскрыл книгу. Текст был еврейский, перемешанный со знаками, не принадлежавшими ни какому-либо народу, ни какой-либо стране. Иногда казалось, что это — древние руны северных народов или египетские иероглифы.
— Это замечательно! — сказал герцог, — так замечательно, что стоило бы изучения.
— Это — произведение сатаны, — возразил монах, — спасение — в одном лишь огне. Ваша светлость, прикажите развести огонь и сожжем ужасный пергамент сегодня же ночью!
— Во-первых, брат мой, это — не пергамент, а листы, сделанные из древесной коры; во-вторых, еще вопрос, действительно ли книга — сатанинского происхождения. Яды принадлежат к благодетельным и невинным средствам, если только их употреблять мудро и с хорошей целью. В третьих, я не могу решиться предать пламени такую необыкновенно редкую книгу, — твердо докончил герцог.
— Вы не хотите отдать мне сатанинскую книгу? — пронзительным голосом вскрикнул монах.
— Нет. По крайней мере не прежде, чем мои ученые друзья рассмотрят ее.
— Ваша светлость! Я пришел издалека просить Вас… Отдайте книгу! Я буду каждый день молить за Вас Бога. Не грязните своей души и своего дома дьявольскими науками! Разве Вы не видите огненного сияния, исходящего из листов? Не слышите шипения, раздающегося под переплетом? Отдайте книгу! Я чувствую близость блуждающего духа брата Антония… Отдайте книгу!
— Дорогой брат! Вы взволнованы долгим исканием и своей весьма похвальной ревностью. Я беру ответственность на себя. Я обязан Вам особенной благодарностью за то, что Вы указали мне сокровище, которое без Ваших указаний, может быть, стояло бы долгие годы в моих шкафах, не привлекая ничьего внимания. Мы, миряне, совсем не так смотрим на пророчества, как сыны тихих, мирных монастырей, в стенах которых мысли человеческие легче обращаются ко всему сверхъестественному. В миру мы ежедневно переживаем так много необычайного, что нужно что-либо совершенно особенное для того, чтобы наш разум помутился от изумления.
— Так Вы не отдадите мне книги? — простонал монах.
— Еще раз повторяю: нет. Но Вы найдете во мне благодарного коллекционера. Отдохните в моем замке от волнений и дневной тяготы; останьтесь у меня, сколько Вам заблагорассудится, а когда соберетесь домой, благосклонно примите от меня небольшую сумму в сто пистолей — на путевые издержки. Если не хотите принять их для себя, — отдайте своему монастырю. Но книга останется у меня.
— Чтобы я провел ночь под твоей кровлей, герцог де Мортемар?! — воскликнул монах. — Чтобы я принял от тебя золото, ел на твоем столе и пил из твоего стакана?! Никогда! Этот порог проклят! — Монах гордо выпрямился. При лунном свете, лившемся в окно, его мощная фигура, казалось, еще выросла. Он поднял кверху правую руку; при этом широкий рукав откинулся, выказывая его страшную худобу. Его пальцы сложились для клятвы, глаза выкатились из глубоких впадин. — Герцог Габриель де Мортемар! — страшным голосом воскликнул он, — ты сегодня отказал моей просьбе, моей мольбе! Оставляю проклятую книгу в твоих руках, и пусть справедливое наказание падет за это на всех Вас! Страшная погибель распространится из этого дома! Я вижу, как страшные силы, заключенные в книге брата Антония, изгоняют тебя, заставляя мыкаться среди людей, внося повсюду смерть и горе. Да падет грех на твою голову! Да падет погибель на твой дом!
Прежде чем герцог успел возразить, страшный монах уже был за дверью, и Мортемар увидел, что он быстро направлялся к лесу. Там, где дорога спускалась вниз, он остановился, еще раз погрозил костлявым кулаком и исчез между деревьями.
Медленные, глухие удары часов возвестили полночь.
Призвав всю свою философию, герцог постарался отделаться от неприятного чувства; он вспомнил, какое необъяснимое ощущение почувствовал при первом приближении монаха, и его тревога вернулась.
— Гм! — пробормотал он, — разве наследственность проклятия невозможна? Монах был вне себя… Мне следовало отдать ему это странное сочинение; ведь он просил только ради своего усопшего брата… Гм! Какая тяжелая ночь!
Он дернул за ручку колокольчика, а когда на его зов вошел слуга, то он спросил:
— Что, этот инок ничего не говорил, уходя?
— Мы не заметили, чтобы он прошел через переднюю!
— Как, Вы не видели, как он вышел из зала? Не слышали его шагов?
— Нет, Ваша светлость!
— Вы все спали!
— Нет, Ваша светлость! Мы все были совсем бодры и совершенно ясно слышали, как били часы.
Герцог отпустил слугу.
— Странно! Странно! — повторил он. — Я запишу все подробно, равно как день и число, а завтра справлюсь у Кампанеллы.
При этой мысли его взоры упали на книгу, которую он все еще держал в руках. Он вспомнил рассказ монаха, и его воображение нарисовало ему тот момент, когда отравительница перелистывала книгу, чтобы найти состав смертного напитка для ненавистного мужа; ему даже показалось, что из книги на него пахнуло удушливым дымом. Он тяжело перевел дух; потом, схватив связку ключей, отпер один из ящиков своего стола и спрятал туда опасную книгу.
Руки герцога были покрыты холодным потом; он обтер их шелковым платком и поднялся по лестнице в комнаты, где помещалась его семья. Прежде чем пройти в свою спальню, он вошел в комнату, где спали его прелестные дочери. Подойдя к их постелям, он отдернул занавес, и свет ночника упал на лица спящих. На ангельском личике Атенаисы играла улыбка; она дышала глубоко и спокойно; одна из ее полных, округленных рук покоилась на прелестной, тщательно покрытой груди; на щеках горел нежный румянец юности и здоровья, который исчезает от горя и страданий.
Счастливые спящие дети представляли очаровательную картину. Отец наклонился и осторожно поцеловал девочек в лоб. Они слегка пошевелились.
— С вершины низвергнутся в бездну… — прошептал герцог, — мои прелестные, мои любимые девочки! Ваши пути полны опасностей… если монах сказал правду… Но почему? В моем гербе — герцогская корона, ни о чем выше этого я и не мечтал… Да хранит милосердный Бог моих детей!
Он вошел в свою спальню, тихо притворив дверь, чтобы не разбудить спящих.
III
Гости владельца замка
На следующий день у герцога был очень серьезный разговор с одним из его вассалов. Это был лесничий Мортемара, Жак Тонно. Этот старик слыл во всей округе за злого и алчного человеконенавистника. Собственно говоря, никому еще не пришлось испытать на себе или доказать эти отвратительные качества, но так как Жак никогда не посещал праздничных увеселений, устраиваемых крестьянами, так как он очень строго относился к браконьерству и лесным порубкам, ни у кого не занимал денег, почему его считали богатым, — то на его счет очень скоро начали повсюду злословить. Герцога нисколько не беспокоили эти сплетни, так как счета по расходованию леса велись аккуратно, Жак во всякое время дня и ночи был на своем посту, браконьерство все уменьшалось, — следовательно, лесничий исполнял свои обязанности вполне добросовестно.