Опасные пути
Шрифт:
— Ваше величество, Вы слишком суровы и строги по отношению ко мне, Вашему брату, — сказал герцог.
— Я говорю только правду. Эй, Вы, почтенные кавалеры, покажитесь же мне в туалетах, которые Вы сами выбрали для себя!
Король махнул палкой в сторону укрывшихся.
Кавалеры в величайшем смущении предстали перед ним.
— Ну, можно ли этому поверить, господа? — воскликнул Людовик. — Нет, это стоит видеть. Уже давно дошли до меня слухи о том, как странно развлекаются в Орлеанском дворце, но я не хотел верить этому. Наконец сегодня я решил убедиться в этом
Король ударил слегка палкой по полу.
— Государь, — сказал Филипп Орлеанский, — кто осмелился донести Вам о нашей невинной забаве и представить ее в виде чего-то недозволенного? Нас забавляет такое развлечение.
— Ах, герцог, — воскликнул Людовик, — у Вас дурной вкус, извращенный вкус. Мои офицеры наряжаются в дамские платья; вместо шлема они украшают головы такими изящными куафюрами, как вот эта! — и король сбросил палкой головной убор, который возвышался на подставке близ туалетного стола, а затем строго добавил: — Филипп Орлеанский, подойдите ближе, а Вы, господа, удалитесь!
Это приказание было моментально исполнено.
Тогда Людовик схватил брата за руку и, отведя его в сторону, тихо сказал:
— Я пришел сегодня один, я не хотел других делать свидетелями пошлости, которой Вы здесь занимаетесь, будьте мне благодарны за это. Но если Вы не хотите совсем лишиться моей милости, то перемените свои развлечения.
— Неужели я не смею в своем доме заниматься, чем я хочу, ведь я — герцог Орлеанский?
— Именно потому, что Вы — герцог Орлеанский, Вы не смеете делать себя всеобщим посмешищем. Я допускаю, чтобы боялись принцев моего дома, чтобы их ненавидели, но не допущу, чтобы над ними смеялись. Вы — арлекин, Филипп!
Герцог вскочил, но большие глаза короля смотрели на него так величественно, что он не посмел что-либо возразить.
— Я помогу Вам, Филипп, — продолжал король, отворачиваясь. — Шевалье де Лоррэн, подойдите сюда!
Позванный немедленно подошел.
При виде мальтийского рыцаря в женском наряде король презрительно улыбнулся и строго сказал ему:
— Вы слишком зажились в Париже. Для Вашей особы трудно найти какое-нибудь развлечение, потому что, как я вижу, Вы ищете самого необычайного времяпровождения. Вам будет очень полезно немедленно выехать из Парижа; на чужбине Ваши мысли примут более разумное направление. Итак, шевалье, завтра утром в десятом часу Вы получите инструкции и паспорта в бюро господина Кольбера, а послезавтра Вы будете уже на пути в Рим.
Шевалье и герцог вздрогнули от неожиданности.
— Ваше величество, — сказал герцог Орлеанский, — я просил бы Вас смягчить Ваше суровое решение. Шевалье де Лоррэн так привязан к Парижу, что, мне кажется, не переживет этого изгнания.
— Хорошо умереть в святом городе! — сказал король. — Впрочем, с этим он еще подождет. Мое решение неизменно. Так я хочу. Сегодня понедельник. Постарайтесь, де Лоррэн, чтобы в среду я уже не встретил Вас в Париже. Прощайте! Бросьте свои румяна, куафюры, дамские платья и веера; это мой совет. Герцог Филипп, не наказывайте Ваших слуг! Они действовали по моему приказанию.
Король вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью. Он был по-видимому сильно разгневан, иначе он не допустил бы такой резкости, так как вообще Людовик умел владеть собой и сдерживать вспышки гнева.
— Откуда все это? — воскликнул герцог Орлеанский, — когда монарх удалился.
— Вы еще спрашиваете, герцог! Неужели Вы можете еще минуту сомневаться? — воскликнул де Лоррэн, сердито шагая по комнате взад и вперед, что было крайне комично, так как он все еще был в дамском наряде.
— Ну, так кто же донес ему о нас? Я хотел бы знать, кому мешают наши забавы?
— Кому? Ха-ха-ха!.. Ну, я Вам помогу, если Вы уже так слабоумны.
— Шевалье де Лоррэн, прошу Вас говорить с большим уважением со своим герцогом, — сердито воскликнул Филипп.
— Слушаю, Ваша светлость, — сказал де Лоррэн. — Во всей этой сцене, имевшей для меня такие неприятные последствия, виноват не кто иной, как Ваша супруга, герцогиня Генриетта Орлеанская. Я знаю, что она давно ищет моей погибели.
— Черт возьми! Вы, пожалуй, и правы!
— Без сомнения. Я знаю, что она взяла с короля слово изгнать меня по первому поводу.
— Гнусно! Отвратительно! — воскликнули герцог Беврон и Эффиат.
— Что делать? Надо ехать, — сказал герцог со слезами на глазах.
— Я поеду, — сказал сквозь зубы де Лоррэн, — но пусть Ваша супруга бережется. Я и из Рима достану ее. Генриетта Орлеанская внесена у меня в черный список и ее имя не сотрется. Я мог бы подняться, высоко подняться, но эта дама сбросила меня, и я никогда не забуду ей этого.
— Несчастный! Что Вы злоумышляете? — воскликнул герцог Орлеанский.
— Это Вы своевременно узнаете, Ваша светлость, — сказал де Лоррэн. — Теперь поздно, наши сношения порваны, так как я еду в Рим. Ваша светлость, передайте, пожалуйста, мое почтение Вашей уважаемой супруге и попросите ее принять от меня благодарность за прекрасное путешествие, которым я всецело обязан ее вмешательству.
Сказав это, де Лоррэн быстро вышел из комнаты. Оставшиеся принялись снимать свои наряды.
Король, покинув “зеленый кабинет”, был сильно возбужден, несмотря на свое самообладание. К нему подошел паж и набросил ему на плечи темный плащ. Людовик закрыл лицо бархатной маской и сказал пажу:
— Господин Эпернон, Вы можете спуститься по маленькой лестнице и ждать меня на углу у Люксембургского сада.
Паж повиновался. Несколько фигур, разгуливавших в полумраке передней, быстро скрылись, когда король проходил.
Монарх быстро прошел по коридору до площадки со сводчатым потолком в виде купола, с которого спускалась лампа, слабо освещая всю обстановку. Войдя туда, он был на мгновение один, но едва он кашлянул, как дверь тихо открылась и появилась дама под вуалем. Король быстро подошел к вошедшей и, взяв ее протянутую руку, прошептал:
— Это — Вы, моя прекрасная невестка? Неужели Вы согласны быть великодушны ко мне?
Дама откинула вуаль, и король увидел прелестное личико Генриетты Орлеанской.