Опасный беглец. Пламя гнева
Шрифт:
— Ни дюйма назад! — отдал приказ генерал Вильсон.
Люди валились десятками, на их место прибывали другие. Людей теперь было много в лагере: пять с половиной тысяч.
Королевская пехота, туземная кавалерия, кашмирцы, белуджи, сикхи, гурки — в лагере под Дели собрались племена всей Верхней Индии.
Готовился большой, решающий штурм.
В британском лагере рыли землю, по пятнадцать часов без смены. Каждый час уносили потерявших сознание. Завязанные платками поверх фуражек, оборванные, лихорадящие
Штурм был назначен на восьмое. Но рано утром восьмого сентября самая большая пушка, глухо охнув раза два, вдруг замолчала, точно ей забили паклей глотку.
Битый щебень и гравий оказались примешаны к пороху, приготовленному для заряда.
Генерал Вильсон велел убрать от орудий всю туземную прислугу. На место индусов поставили британских солдат. Артиллеристов не хватало, — брали из пехоты и даже из кавалерии. Старые кавалерийские офицеры, никогда в жизни не знавшие другого оружия, кроме пистолета, кортика и шашки, копались в земле, изучая мрачный нрав больших осадных гаубиц и скорострельных мортир.
Рано утром одиннадцатого сентября, по знаку, поданному ракетой, большая двадцатичетырехфунтовая гаубица передовой батареи открыла огонь по городу. За нею вступили остальные пушки.
Снаряд за снарядом ударял в крепостную стену, разворачивая мощную каменную кладку. К вечеру две глубоких бреши зияли в северной стене, у Кашмирского и у Речного бастионов.
Всю ночь не спали в лагере британцев: готовились к штурму.
Офицеры наворачивали по две и по три мусульманских чалмы поверх кепи, чтобы уберечь головы от метких сипайских пуль. Тихо переговаривались в палатках, писали последние письма родным.
Солдаты проверяли ружья, наполняли фляги свежей водой. К утру, при свете факелов, солдатам прочитали приказ генерала:
«Биться до крайности! — приказывал генерал. — Пленных не брать! Каждого индуса внутри города, — будь он при оружии или безоружен, — закалывать как бунтовщика. В этой войне не будет пленных, — каждого убивать без пощады! Жертв будет много! — предупреждал генерал. — Раненых из бою не выносить, людей слишком мало. Раненые пускай ждут на месте ранения. Если мы победим, окажем им помощь. Если нас разобьют, пускай раненые приготовятся к самому худшему».
Англиканский пастор лежал больной. Отец Бертран, католический священник, благословил перед штурмом офицеров и солдат и заранее помолился за спасение душ тех, кто падет в предстоящем бою.
Глава сороковая
ШТУРМ
Тремя колоннами пойдут британцы на город. Среднюю центральную колонну поведет сам Никольсон, лев Пенджаба. «Белые Рубашки» пойдут впереди. Старые «Белые Рубашки» лорда Лэйка хотят взять реванш за недавнее поражение.
Атака начнется с сигналом горниста, при первых лучах солнца.
Сипаи не спят на бастионах, сигнальщики ждут на наблюдательных постах. Всю ночь повстанцы закладывали камнями глубокие пробоины в стене, подтаскивали пушки к главной бреши, расставляли людей, Лалл-Синг со своими аллигурцами построился у бреши; на вышке Кашмирского бастиона дежурит Инсур.
Солнце встает, первые дымные лучи ложатся по равнине.
Солнце освещает купола, зубцы и башни обреченного города.
Пронзительно играет рожок. Это сигнал Шестидесятого, королевских войск.
Пыль и дым тучей подымаются за Хребтом. Войска двинулись в атаку.
— К орудиям!… Приготовиться! — командует Инсур. На Хребет взбегают первые ряды. «Белые Рубашки» впереди, — они хотят взять сегодня свой реванш.
— Средний фас, огонь!… — командует Инсур.
Вступают пушки. Грохот и гул, со свинцовым скрежетом летит картечь.
Тучей идут «Рубашки» со склона холма; падают одни, набегают новые. Правее — пенджабские сикхи, мощной колонной, в красных и синих тюрбанах. Сикхов ведет Никольсон.
Вдоль парапетов приготовились стрелки. Хорошо обучили британцы свою туземную пехоту: ни одна пуля не пропадет даром у сипаев, защищающих свой город.
«Белые Рубашки» близко. Их светло-серые мундиры темны от пороха и пыли. Зарываясь, они бегут вперед.
— Бери индуса на штык! — учили их офицеры. — Сипай силен в перестрелке и в артиллерийском бою. Штыкового боя не выдерживает индус.
«Белые Рубашки» бегут вперед, уже не слушая команды. Их деды полвека назад брали эту крепость, — теперь настал их черед.
Инсур-Панди не прячется в блиндаже. Его высокая фигура в белой чалме, в красном поясе, перетягивающем уже немолодой, слегка грузный стан, его длинные волосы далеко видны с вышки бастиона.
— Шайтан! — говорят о нем купцы в городе. — Оборотень! Пули не берут его.
— Пуля меня не берет, как и петля! — кричит Инсур.
Стрелки на стенах ждут: пускай «Рубашки» подойдут ближе.
Вот уже лица видны, темные от порохового дыма, синие от малярии. «Не легка вам была, саибы, служба на нашей земле, да мы и не звали вас к себе…» Бах!… Бабах!… Бах!
Первые из «Рубашек» взбежали на гребень высокого вала и тотчас упали, вскинув кверху руки. Их остановили меткие сипайские пули. За первыми бегут другие, еще и еще, взбегают на гребень и скатываются в ров. «А-а, глубок крепостной ров, вы сами, британцы, велели нам копать поглубже».
Вот «Рубашки» тащат штурмовые лестницы за собой, но один за другим падают те, что несут лестницы, и больше не встают. Нет, несколько штурмовых лестниц, две-три, всё же успели приставить к противоположному скату.