Опасный беглец. Пламя гнева
Шрифт:
Им обоим понравилось в Рангкас-Бетунге. Дом был просторный, стоял в стороне; резной деревянный павлин распускал крашеный хвост на крыше дома.
— Здесь нам будет хорошо, — твердил Эдвард с первого дня приезда. — Ты увидишь, Эвердина, здесь мы отдохнём.
Он окапывал свои клумбы в саду.
— Какая плодородная земля в Лебаке!… — Он поднимал на лопате блестящие, жирные комья. — Смотри, Эвердина, какая плодородная земля!… Разве могут люди голодать на такой земле?
В
Эдвард подошёл к забору, и шум затих. Эдвард осмотрел забор, сад, пустырь, — никого не было видно.
На другой вечер шум повторился. На этот раз звук был громче, явственнее, — точно не одна, а несколько собак выли от боли под забором. Эдвард подкрался тихо, как мог; это были люди. Они разбежались, исчезли, как тени. Ни один не обернулся на оклик Эдварда.
Несколько дней спустя Эвердина заметила днём на пустыре незнакомого яванца в цветной тряпке, намотанной на голову. Яванец сидел на корточках на земле, свесив руки с колен. Он был худ и жалок и со страхом смотрел на неё. Эвердина позвала Эдварда, но едва Эдвард сошёл со ступенек веранды, — яванец скрылся.
Он показался и на следующий день. Человек сидел совсем близко, на краю канавы, огораживающей сад, и внимательно смотрел на окна дома. Но едва Эдвард подошёл ближе, яванец убежал.
К вечеру Эдвард вышел в сад. У изгороди он наткнулся на спящего человека. Тот самый яванец! Только сейчас Эдвард разглядел его. Это был старик. Морщины старости и горя собирались в жалостную гримасу на его тёмном безбородом лице. Эдвард коснулся его руки.
Старик открыл глаза.
— Туван! — он отчаянно огляделся и побежал прочь.
— Погоди, старик, погоди! — Эдвард нагнал его. — Скажи мне, старик, зачем я тебе нужен? Зачем ты бродишь, как вор, вокруг моего дома вот уже несколько дней?
Старик лёг в пыль у ног тувана.
— Помоги, туван!
— Что с тобою? Забрали что-нибудь у тебя?
— Да, да! — Старик тряс головой.
— Что забрали? Говори! Рис? Кукурузу?
— Нет! Нет!
— Дом? — спросил Эдвард. — Буйволов?
— Нет! Нет!
— Что же?
Старик поднял к нему запылённое тёмное лицо.
— Сына! — крикнул старик. — Младшего сына!
— Кто же? Кто велел забрать у тебя сына?
Туземец вдруг снова с ужасом оглянулся, быстро сделал «сумба» и убежал. Эдвард не успел спросить ни имени, ни деревни.
— Что это за человек? — спросила у Эдварда Эвердина, когда он вернулся на веранду.
Эдвард прочёл тревогу в её серых глазах.
— Да, Эвердина, — сказал Эдвард. Он отвечал на её мысль. — Да, Эвердина… Кажется, нам и здесь не придётся отдохнуть.
Глава шестнадцатая
РАДЖА
Прошло два дня, и молодой яванец Касим прибежал под окна ассистент-резидента. В каждой руке Касима было по крису, он тряс обоими крисами сразу. Он кричал на трёх языках, мешая второпях вместе голландские, яванские и малайские слова. У него забрали буйволов, только вчера, обоих, — всё, что у него было! Касим громко кричал и бил кулаком землю; твёрдая, как камень, земля у него на поле, ему отвели такой плохой участок, — ему нужен крепкий буйвол, чтобы вести плуг. Парень показывал руки: как он вспашет землю голыми руками, как посеет рис? Что они будут есть? Какую соберут жатву?
— Кто забрал? — спросил Эдвард.
— Раджа Адхипатти, да будет имя его благословенно… Несчастный я!… Несчастная моя жена!… Что мы будем делать?
— Раджа Адхипатти?
Эвердина видела, как насторожились у Эдварда глаза, из голубых сделались синими, тёмными.
— Иди домой, Касим, — сказал Эдвард. — Тебе вернут твоих буйволов.
Он велел седлать коня.
До кратона раджи, туземного князя и регента, было четыре индийских паля.
Эдвард спешился у входа и ожидал в тени. Две столетние индийские смоковницы, посаженные, по древнему обычаю, у ворот княжеского дома, покрывали благодатной тенью подходы к каменному кратону.
Кривобокий старик в зелёной кабайе, в плоской шапочке слуги, с пузырём на макушке выбежал навстречу Эдварду. Он лёг в пыль у головы его коня и попросил «высокого, милостивого, справедливого тувана осчастливить его хозяина и войти в дом».
Эдвард переступил порог. Внутри кратона пахло кислым варевом и чадом жаровен. В тесных каменных закоулках копошились слуги. Кривобокий вёл его дальше, во внутренние покои.
В большом круглом темноватом зале, на возвышении, на крытом помосте, сидел коричневый старик с провалившимся ртом.
Голову старика покрывал круглый кусок шкуры, срезанный с головы мёртвого тигра. Сверх полосатого саронга на нём был европейский бархатный камзол, чулки и испанские туфли с пряжками. Босые женщины в распахнутых кабайях, юноши и дети в плоских шапочках сидели на полу вокруг помоста. Женщины держали чаши с крошеным табаком, золотые и медные блюдечки с бетелем, серебряные плевальницы.
— Садись, туван, — сказал раджа. — Ты большой гость у меня!
Раджа кивнул, приглашая Эдварда сесть у своего локтя.
Эдвард не сел. Это была его первая невежливость.
— Адхипатти, — сказал Эдвард, — зачем ты забрал буйволов у Касима?
Раджа слегка потемнел лицом: так начинать разговор было, по его понятиям, неприлично.
Но раджа не показал вида, он был хорошо воспитан.
— Адхиппати, — сказал Эдвард, — ты мудрый правитель! Ты знаешь, что, кто не имеет буйвола, тот не посеет риса. А кто не посеет риса, тот не соберёт жатвы и не уплатит сбора тебе и налога государству. Тогда в Лебаке будет голод и недовольство, и большой начальник — туван-бесар — пришлёт к нам сюда из Батавии войска, и в стране будет раздор и кровь. Ты мудрый правитель, Адхипатти, — зачем же ты забираешь буйволов у беднейшего в твоей стране?